– Дай-ка я перепроверю. У тебя ведь нет судимостей? Нет? И досье на тебя не заведено? Отлично. Так Фредди ел что-нибудь? Хорошо. Значит, он ел. Этот жирный ублюдок постоянно жрет, даже когда спит.
– Думаю, в ближайшее время его ждет только жидкая пища. Вряд ли ему позволят положить хоть что-нибудь на язык. Я вспомнил, Морти плевал в него. С этим могут возникнуть проблемы. Хотя вряд ли. Сомневаюсь, что осталось что-то для анализа ДНК.
– Ладно, прогоним ситуацию еще раз, сынок.
– Ради бога, Джин. Ты хочешь доконать меня?
– Давай-давай. Еще разок. Шаг за шагом. С самого начала.
– Не могу я больше. Утомился.
– Ничего. Потом отдохнешь. Давай. Медленно и подробно. Ты избавился от плаща? Нужно выбросить его в огромный мусорный бак, каких полно на задних дворах гостиниц Вест-Энда. Только обязательно оторви рукава, чтобы никто больше не смог надеть его.
– Ты что? Я заплатил за него пять сотен!
Как только эти слова слетают с языка, я понимаю, насколько глупо они звучат. Речь идет об убийстве – ненавижу это слово, – и мы еще даже не сдвинулись с мертвой точки.
– Я дам тебе пять сотен. Дам даже шесть, сынок. Прямо сейчас. Из собственного кармана. Только, черт подери, избавься от этого гребаного плаща.
– Прости, Джин.
– И никаких творящих чудеса химчисток и вызывающих подозрения костров. Понятно?
– Да. Извини, Джин.
– Ничего, сынок. Все нормально.
Убийство. Может статься, что я замешан в убийстве. Вот дерьмо! Мне это совсем не в жилу. Это не мое. Да, я торгую наркотой. Никаких разговоров о морали. Никаких оправдывающих обстоятельств. Да, я преступаю закон. Но я не убиваю людей. Меня совсем не прельщает перспектива стоять с поднятыми руками, когда полицейские ворвутся в мой дом, и убеждать их гоняться за всякими мерзкими типами, убийцами и грабителями, вместо того чтобы отнимать время у честных граждан. Хреновенький расклад: трое мужчин сидят за столиком в кафе, двое уходят, а третий полумертвый валяется на полу в луже крови. Это, мой друг, наш старый добрый английский закон называет убийством, совершенным группой лиц. И единственный способ выкрутиться из столь неприятного положения – это путь на свидетельскую трибуну, приношение присяги и свидетельство в пользу обвинения. А значит, мне придется с потрохами сдать своего друга Морти и обеспечить его пожизненным сроком. Неприятная дилемма. Убийство, точнее, покушение на убийство, умышленное причинение тяжких телесных повреждений… Это не я, ваша честь, не в моем стиле.
– Можешь придумать что-то получше, сынок? – спрашивает Джин. – Нет? Тогда сочини себе алиби.
Некоторое время мы сидим в тишине.
– Что-нибудь выдумал?
– Нет, Джин.
– Ладно. Рассказывай все о Кинки. А потом про Герцога и немцев. Кажется, Морти думает, что ты считаешь это проблемой.
Жаль, что я не остался дома и не отключил телефон. Еще двадцать минут я подвергаюсь тщательному дознанию. Такое впечатление, что Джин обучался технике допроса. Очень уж она основательная.
– Вот что еще. Только, если что, я тебе этого не говорил.
– Ладно.
– Этот парень Кинки – дальний родственник Морти.
– Да ты что? Вот так поворот.
Кажется, Джин в уме протоколирует все мои ответы, неторопливо обдумывает каждый из них, потом резко ускоряет темп и начинает допрашивать меня «с пристрастием», заваливает вопросами, одним за другим, бац, бац, бац… Выведывает все относящиеся к делу детали, прерывает меня и велит, именно велит, а не просит, подумать получше, затем просит сказать первое, что придет мне в голову. Черт, мистер Макгуайр. Дай же мне хоть продохнуть.
Внезапно прямо мне в ухо звонит телефон. Эти долбаные старики до сих пор используют в качестве звонка пожарную сигнализацию. От неожиданности я подскакиваю. Будь у меня когти, я бы, как кот из мультфильма, вцепился в потолок и ни за что не спустился бы вниз. Черт, это хоть привело меня в чувство. На лице Джина появляется тонкая улыбка. Похоже, его позабавил мой цирковой номер.
– Да расслабься ты, сынок. Это всего-то разносчик еды на своем блестящем мопеде. Я просил его позвонить снизу по мобильнику. Только потом по домофону. Люблю, видишь ли, когда известно, кто ко мне поднимается.
Телефон звонит четыре раза и умолкает. Джин смеется. Я тоже. Что-то наш друг Макгуайр последние два дня взял моду стебаться над нами при каждом удобном случае. Аппетит накатывает на меня с удвоенной силой. Я отпиваю добрый глоток пива и, черт с ним – в конце концов, почему бы и нет? – прикладываюсь к ирландскому напитку.
– Может, еще что-нибудь вспомнишь? – не унимается Джин.
– Отвали, бога ради.
Ответ отрицательный. Думаю, я поведал Джину все, что только мог вспомнить. И вот теперь сижу здесь и размышляю, что, пожалуй, иногда я слишком сильно волнуюсь понапрасну. Мы перекусываем, обильно запивая пищу пивом. Джин сидит напротив и постоянно подливает в мой стакан. Я быстро распробовал виски, и вскоре очертания комнаты расплываются у меня перед глазами. Мне тепло и комфортно, как будто у меня выходной.
– Как думаешь, тебе пригодится оружие? – неожиданно озадачивает меня Джин.
– Надеюсь, что нет.
– Если хочешь, могу одолжить.
Он поднимается и идет в спальню. Мгновение спустя возвращается с парой пушек, парой удобных, смертоносных черных пистолетов.
– Похоже, ты не понимаешь, что может произойти. Вокруг нас болтается множество чокнутых.
– Ты же знаешь, я не люблю оружие. А тем более в кого-то стрелять. Это не по мне.
– Ладно, твое дело.
Джин садится у низкого журнального столика и кладет один пистолет на стеклянную столешницу среди коробочек из-под китайской еды, тарелок, фольги, среди остатков риса, кисло-сладких свиных яиц, крекеров и лапши. Другой же сжимает в своих массивных ручищах, где он совершенно теряется, выглядит крохотным и сильно походит на пистолет-зажигалку.
– Он ведь не заряжен?
– Подожди. Сейчас проверю.
Джин берет оружие со стола, вынимает обойму и выщелкивает на стекло пять патронов. Несколько секунд они вертятся полукругом, взад и вперед, и наконец останавливаются. Джин заталкивает магазин обратно, целится в потолок и спускает курок. Пистолет щелкает, как игрушечный. Взявшись за ствол, Джин передает пушку мне. Я уже порядком захмелел, так что мне даже нравится, как уютно она устраивается в моей ладони. Мне приятно ощущать в руке вес столь мощного предмета. Даже несмотря на то, что пистолет не заряжен, я чувствую ту власть, которую он может мне дать. Кто-то же вложил в него всю душу. Люди говорят, что оружие олицетворяет собой член. Но если бы мой член столько весил, я бы сильно хромал.
Джин расчищает на столе место и принимается разбирать пистолет. Он почти на него не глядит. В ловких луках мистера Макгуайра оружие разваливается на части, а он аккуратно укладывает их в ряд по краю столика. У него выходит одно непрерывное действие, руки постоянно в движении. Металл не сопротивляется, а даже наоборот, сотрудничает с ним. И очень скоро отдельные части выстраиваются на стекле.
– Наверное, ты можешь сделать это с завязанными глазами.
– Могу и делаю.
– Зачем?
– Успокаивает. Очень помогает при медитации.
– При медитации? Это песнопения и все такое, да? Видел я монахов в Таиланде.
– Это лишь один подход. Медитация – это концентрация части сознания на мирских задачах, молитвах и дыхании. Она дает возможность оставшейся части сознания обрести мир и покой.
– А ты концентрируешься на «пушках»?
– Иногда да. – Он снисходительно смеется над своей личной шуткой. – Это всем известно, сынок.
По-моему, Макгуайр считает, что это классика. Ждет не дождется рассказать своим партнерам. Физиономия расплывается в самодовольной улыбке. Не дай себя одурачить. Джин, конечно, радушный хозяин, но не забывай, что он способен и на хитрости и черные дела. Он легко сконцентрирует твое внимание при помощи приема «ствол во рту» или «пистолет в ухо». Так что не дай себя одурачить. Не дай провести себя. Наслаждайся пищей, уткой в сливовом соусе, кисло-сладкими королевскими креветками, пивом, виски, теплом. Слушай забавные истории Джина о старых дружках, о бешеных семидесятых, о «ягуарах», о Безумном Ларри, оказавшемся геем, о Криклвудском картеле. Но только не забывай, на что способен этот парень. Я смотрю на часы. Уже без четверти двенадцать.