Под потолком парит надувная кукла. Ее накачали гелием, и теперь, задевая стены и отскакивая от углов, она медленно и свободно плавает в воздухе. Огромные выпученные глаза мечтательно таращатся вдаль. Рот широко раскрыт, словно ей только что пришло какое-то ужасное известие или она пребывает в ожидании лакомого кусочка. Руки распростерты, ноги разведены в стороны и согнуты в коленях. Ярко-желтые нейлоновые волосы небрежно собраны в два конских хвоста и перевязаны засаленными красными ленточками. Входит паренек из магазина и, обращаясь к Нобби, спрашивает, не поступила ли партия латексного белья из Дании. У него, видите ли, там клиент, который возвращается уже третий или даже четвертый раз и все ждет именно этот определенный товар или что-нибудь подобное из ПВХ. Нобби только пожимает плечами. Еще ничего не поступало. С улицы дует легкий ветерок. От этого кукла мечется по потолку из стороны в сторону. Морти и Нобби даже не обращают внимания. Они уже просто ее не замечают. Морт закуривает еще одну сигарету, перегибает газету и продолжает читать. Но я-то знаю, он просто смерть как хочет, чтобы я спросил его о кукле.
– Ее вернул один наш покупатель, – говорит Нобби, заметив, что я рассматриваю потолок. – Сказал, что она износилась, не прошло и двух недель, и попросил либо заменить изделие, либо вернуть деньги. Мы, разумеется, послали его куда подальше. Так он обратился в какую-то юридическую консультацию, чтобы разузнать, что считается нормальной изнашиваемостью надувной куклы. Просто псих какой-то, мать его.
– Я сам все улажу, – говорит Морт.
– Ему предоставили бесплатную защиту в суде. Так что эта безумная затея вскоре может дойти и до суда по мелким тяжбам. А вот она, – Нобби указал на куклу, – наша обворожительная Донна, является и вещественным доказательством, и свидетелем, так что никому не под силу уладить эту проблему. Его адвокатша слишком серьезно взялась за это гребаное дело – ну, права потребителя и все такое. Будь он хоть ничтожной тварью, все равно у него есть права человека. Потом этот козел сообщает адвокатше, что использовал «малышку» приблизительно восемьдесят девять раз. Заметь, приблизительно. Выходит, он еще и счет вел. И что получается: за две недели ему восемьдесят девять раз причиняли моральный ущерб – это, мать его, где-то шесть раз в день. Прикидываешь? И это тоже следует принять к рассмотрению. И долбаная адвокатша раскладывает гребаную куклу на своем вонючем столе и рассматривает ее, как какой-то там гинеколог. И где после этого права человека? В заднице? Потом она говорит своему Билли Бантеру отнести игрушку домой и, – он продолжает, изображая бабу, – «хорошенько отдраить ее… ну, рабочие места, использовать только экстрасильный порошок, лучше даже на ночь замочить в хлорке, а утром тщательно потереть, все смыть и потереть снова». Хитрый ублюдок так и сделал. Теперь же наш человек, он же адвокат, заявляет, что в результате такого надругательства повредилось покрытие, так что мы не можем отправить «красотку» в лабораторию на судебную экспертизу, как это показывают в кино. Мудила Бантер попросту обосрал все наши шансы восстановить справедливость.
– Надругавшись над Донной?
– Именно. Его адвокатша, которая, как призрак, повсюду бродит со своим подопечным, в принципе с нами согласна. Она советует ему либо договориться с нами полюбовно, либо отвалить. Мы готовы подарить ему новую куклу, только чтобы дело не просочилось в местные газеты. Потому что оттуда все пикантные истории попадают прямиком в центральную прессу. И однажды ты прочтешь о гребаной кукле в этой вот дурацкой газетенке, – указывая на газету в руках Морти, заключает Нобби.
– Точно, это по их части.
– В общем, мы отдали придурку новую игрушку. Благо это обошлось нам всего в десятку – по такой цене мы получаем их из Голландии. И попросили быть с ней понежнее, не торопиться, короче, обращаться как с настоящей леди. Мы даже подарили ему какие-то залежавшиеся книжонки и не пользующиеся спросом журналы.
– А Донна вернулась домой.
– Она снова перешла в нашу собственность и даже в некотором роде стала талисманом.
– Мне кажется, висящая под потолком резиновая баба – это просто отвратительно. Мало того, это, на хер, негигиенично, – поднимаясь, говорит Морти и протягивает Нобби газету. – Сдается мне, ты уже слишком долго общаешься с вонючими извращенцами.
– Да ты что! Ее подвергли промышленной обработке. Она даже на заводе не была такая чистая.
– Нобби, расскажи об этом ей самой, – подмигивая мне, бросает Морт.
– Ладно, Морти. Не уходи пока. Скажи сначала, что мне делать? – переводит разговор Нобби.
– Черт, я же уже сказал. Все, что не заказывал, или не можешь продать, или если качество не соответствует – все отсылай им обратно. Пусть заткнут себе в одно место. – Повернувшись ко мне, Морт объясняет: – Долбаные голландцы, которые поставляют нам все снаряжение, постоянно присылают Нобби товар, не имеющий для нас никакой ценности. Присылают либо слишком много, либо брак. В основном то, что плохо идет у них на родине. И сколько раз Нобби ни просил их прекратить, они не слушают и шлют все больше и больше.
– Взгляни-ка сюда. – Нобби достает из-под стола журнал. Открывает его и разворачивает центральную страницу, на которой, откинувшись назад, полулежит обнаженная девчонка. – Потри ее и понюхай. Она же не пахнет. – Он начинает натирать постер и сует мне под нос.
– Отвали!!! Убери от меня эту херню!
– У них вообще какое-то странное представление о порнухе. Если, например, ослу натягивают на хрен презерватив, то все в норме. Получается, что это безопасный секс, – объясняет Нобби. – А если ты хоть раз досмотришь их фильм до конца, что само по себе испытание не из легких, то в конце увидишь титры, в которых сообщается, что при съемках не пострадало ни одно животное. По-моему, они немного запутались.
– Ага, самую малость, – соглашаюсь я.
– Можно подумать, это нормально, если бедняжку подкладывают под скотину только при условии, что ослик Маффин по окончании съемок получит постель из соломы и пару леденцов на десерт, – вступает Морти.
– Понимаешь, эти люди ни черта не смыслят, – продолжает Нобби. – Это вы, британцы, откровенны в отношении своих желаний и предпочтений. То, что там считают крутой порнухой, для вас – детское кино, На материке такое порно показывают по телику, и ничего страшного. Потому-то мы и отсылаем эту хрень назад.
– А это оплачивается? – спрашиваю я.
– Да ты что? Ни в коем случае, – замотал головой Нобби. – И они, кажется, не возражают. Но подобная ерунда захламляет магазин, загораживает ходовой товар, отвлекает клиентов и ни хрена не продается. Понимаешь, сейчас народ увлекается Интернетом, и если мы не будем соответствовать, то все – конец. Прогорим к чертовой матери.
– Ладно, ты давай оформи всю документацию как положено, а остальное отошли назад. Заплатишь только за то, что возьмешь. Бухгалтерия – твой конек, юный Нобби, – проинструктировал Морти.
– Ага, наверное. Только, Морти…
– Хватит. Ты уже попросил совета, мать твою, и я его тебе дал, – раздраженным тоном вдруг выпаливает Морти и тычет Нобби пальцем в нос. – Все, я убираюсь. У нас с коллегой назначена деловая встреча. Да, Нобби. – Он говорит медленно, словно с ребенком. – Отошли Назад Это Дерьмо! Понял?
Мы уже на улице и направляемся туда, где припаркованы наши машины.
– Он славный парень, этот Нобби. Но порой действует мне на нервы. Отличный торговец, а приходится с ним разговаривать как с недоумком. Наверное, сказывается слишком продолжительное общение с гребаными извращенцами.
– Вот интересно, Морти, к вам приходят за детской порнушкой?
– Еще как приходят. Хотя в Интернете сейчас этого навалом.