— У вас здесь можно разговаривать? — неожиданно спросил депутат.
— В каком смысле? — не сразу понял Лузгин. — Насчет прослушивания, что ли? Понятия не имею.
— В принципе, это довольно легко проверяется. Ну да ладно, батенька мой, пусть потешатся, ежели им интересно.
— Это уже мне самому становится интересно, — сказал Лузгин. — Уж не участие ли в заговоре вы намерены мне предложить от имени чеченской мафии? Сразу скажу: не выйдет! Вот ЦРУ я бы продался с удовольствием, там народ интеллигентный.
— Вы так полагаете? — Луньков посмотрел на него с усмешкой. — Кстати, насчет заговора… Это как посмотреть. Вы же любитель игровых комбинаций, мне доподлинно известно… И не скромничайте, Владимир Васильевич, не утруждайте себя протестами! У вас же глаза игрока и соответствующая репутация в определенных кругах — весьма влиятельных, между прочим. Только дураки и завистники считают вашу передачу пустышкой. Я себя к их числу не отношу… Вы позволите задать вам пару откровенных вопросов в надежде на столь же откровенный ответ?
— Почему бы и нет? — Лузгин пожал плечами.
— Как вы ко мне относитесь?
— Никак, — механически ответил он.
— Чудесная формулировка, — серьезно сказал депутат. — Вы даже не представляете себе, насколько она точна и перспективна. Для меня перспективна, — уточнил Луньков.
— Ну, Алексей Бонифатьевич, — развел руками Лузгин. — Я старый словоблуд, но вы мне сто очков форы даете.
— Нисколько, батенька мой. Ваше чудесное слово «никак» означает, что над вами не довлеют стереотипы чужих восприятий и мнений, а собственных вы пока не имеете. Это ли не хорошо для первого знакомства?
— Спрашивайте дальше, — признал свое поражение Лузгин.
— Неёлов?
— Нормально.
— Филипенко?
— Нормально.
— Рокецкий?
— Хорошо отношусь. Просто знаю его получше, чем других. Неелова немного помню по комсомолу, а с Филипенко вообще не знаком.
— Догадались, о чем речь?
— Нетрудно догадаться: о выборах губернатора. Только при чем здесь ваш покорный слуга? Вы меня что, ангажируете?
— Самым определенным образом, — сказал Луньков.
— И в каком качестве?
— Во всех ваших качествах, Владимир Васильевич.
Депутат сидел, утонув в низком кресле, и качал носком дорогого чистого ботинка.
— Чаю хотите?
— Ну, сколько можно предлагать, батенька мой! Пора бы и налить, однако.
Слово «налить» напомнило Лузгину, что в редакционном сейфе томится бутылка «Метаксы», и он подумал было: не предложить ли депутату рюмку-другую. Разговор принимал весьма и весьма интересный оборот. В интригах такого уровня Лузгину пока участвовать не доводилось.
— И как вы себе представляете мою скромную роль в этой драке?
— Еще одно точное слово, батенька мой, хвалю, — сказал Луньков. — Действительно, грядет большая драка, и мы намерены в ней победить.
— Есть ли смысл уточнять, кто и что скрывается за местоимением «мы»?
— Всему свое время, — загадочно улыбнулся депутат.
— Впрочем, научиться читать политические пасьянсы не так уж трудно — с вашим-то опытом журналиста.
— Вы мне льстите, — сказал Лузгин. — Я, знаете ли, таю от похвал. Слаб человек — не мною сказано. С сахаром или без?
— Две ложки. И чтоб я видел! Шучу, однако. Без сахара, пожалуйста.
Прихлебывая густой чай, Лузгин откровенно рассматривал собеседника, и тот не испытывал никакой неловкости под лузгинским взглядом, не прятал и свой, держался уверенно, не тяготился возникшей в разговоре паузой.
— Вы обсуждали это с Омельчуком? — спросил Лузгин.
— Практически нет. Я попросил Анатолия Константиновича нас познакомить, только и всего.
— Так я вам и поверил.
— Можете спросить его сами.
— И он даже не поинтересовался, зачем я вам нужен?
— Очень даже интересовался.
— И что вы ему сказали?
— Я сказал, что хочу попасть в передачу «Взрослые дети».
— В качестве кого?
— Главного персонажа, естественно.
— Вы действительно этого хотите?
— Будем считать это первым пожеланием.
— А насчет главного пожелания?
— Конечно же, этого вопроса мы в разговоре не касались. Меньше всего я хотел бы создать Анатолию Константиновичу неприятности в отношениях с областным начальством.
— Но я обязан буду поставить его в известность о вашем предложении.
— Совершенно не обязательно, — сказал депутат. — Примем за основу, что мое пожелание стать героем передачи «Взрослые дети» не имеет никакого отношения к будущим губернаторским выборам. О них мы вообще не говорили. Просто депутат Луньков захотел «впасть в детство». Другие, понимаете ли, впадают прилюдно, и он, Луньков, этим другим позавидовал. Мания, понимаете ли, величия обуяла…
— Ну, допустим, допустим, — поднял руку, соглашаясь, Лузгин. — А дальше-то как?
— Хороший вопрос, — сказал депутат. — А дальше мы делаем вам предложение как частному лицу. При чем здесь тогда господин Омельчук? Абсолютно ни при чем. Мы заключим с вами договор на энную сумму за обозначенные в договоре услуги, и вы дополнительно получаете еще не менее «энную» сумму за услуги, в договоре не обозначенные.
— Насчет не обозначенных… Какого рода услуги вы имеете в виду?
— Не надо торопиться, Владимир Васильевич. Впрочем, если вы будете настаивать… — депутат сокрушенно вздохнул, всплеснул руками. — Ничего криминального, батенька мой, ничего отягощающего душу. Ну вот, например, нам бы очень хотелось получить в пользование — в недолгое пользование, заметьте! — все оригиналы видеопленок вашей передачи с Рокецким. Оригиналы, подчеркиваю, а не смонтированный материал. Есть ли в нашей просьбе что-либо, вас смущающее?
— Конечно, есть, — сказал Лузгин. — Я ведь не мальчик. Что вы хотите там найти?
— Быть может, совсем ничего. Дайте их нам на пару дней — просто для ознакомления.
— Вы не сможете переписать их в другом стандарте видеозаписи без потери качества.
— Мы можем все, — мягко сказал Луньков. — Мы можем даже в качестве залога оставить вам пять тысяч долларов. Прямо сейчас. Это чтобы мы к пленкам относились бережнее, не порвали их.
— Зачем эти оговорки? — спросил Лузгин. — Вы хотите купить у меня эти пленки, правильно?
— Ежели вам больше нравится такая формулировка — не смею навязывать вам свою.
— Десять, — сказал Лузгин.
— Здесь хозяин вы.
— И десять Угрюмову.
— Аппетиты же у вас, батенька мой, — уважительно сказал депутат. — Эдак вы нас по миру пустите еще до выборов. Пять тысяч прямо сейчас и еще пять завтра, когда принесете пленки. Кстати, зачем вам Угрюмов? Разве вы не можете сами взять эти записи? Я бы не хотел преждевременной утечки информации. Тем более что мы с вами ни о чем пока не договорились окончательно.
— Не договорились, это точно, — сказал Лузгин.
— Стоит ли торопить события? Нам надо еще присмотреться друг к другу, не так ли, батенька мой? Давайте начнем с малого: я оставляю вам залог, а вы передаете мне видеопленки. Так сказать, жест взаимодоверия.
— Но там же ничего такого нет!
— Тем лучше для вас: совесть спокойна.
— Ну, я не знаю… — сказал Лузгин.
— Ох, знаете, батенька, знаете…
Луньков проглотил остатки чая, рывком поднялся с кресла, перекатился пару раз с пяток на носки, разминая затекшие ноги.
— Проводите меня, пожалуйста, Владимир Васильевич. В этих ваших лабиринтах я пока что плохо ориентируюсь.
В коридоре им встретился Швецов, депутат пообнимался с ним немного — были знакомы по Северу. У парадных дверей Луньков церемонно зафиксировал пожатием лузгинскую ладонь, почтительно склонился к плечу.
— Деньги в тумбочке, где чайник… Был весьма рад знакомству! Поспешите, а то уведут… Надеюсь на плодотворное сотрудничество!