– Может быть, он знал... кто я? Ну, не стал создавать себе лишних сложностей.
– Вы меня простите, Виктор Александрович, – сказал следователь очень вежливо, – но для настоящего киллера и министра шлепнуть – не проблема. Ещё раз прошу понять меня правильно.
– Я понял, – сказал Слесаренко. – Это вы меня извините за глупость. А насчет разговора... Он ведь сказал всего две фразы. Ну, чтоб не суетился и сидел. Я вообще ему ничего не ответил, растерялся...
– В этом нет ничего удивительного.
– Да нет, было что-то... – Виктор Александрович потер лоб ладонью. – Он какую-то странную фразу сказал, я ещё подумал: почему? Да, вот что, правильно, я вспомнил. Он сказал: «Сиди монахом». И я подумал: почему монахом? Как-то странно...
– Повторите ещё раз, пожалуйста.
– Он сказал: «Сиди монахом».
– И вы только сейчас это вспомнили?
– Нуда. Как-то вылетело...
Следователь раскрыл блокнот, чиркнул там коротко и снова закрыл, посмотрел на Слесаренко долгим и беспричинно встревоженным взглядом.
– Ну вы и везунчик, однако. Можете теперь ещё один день рождения справлять – первого, да? – ноября. Да, сегодня второе, вчера было первое... Ну, я вас поздравляю!..
– Вы о чем? – не понял Слесаренко.
– Все очень просто: он принял вас за водителя. За рулем ведь вы сидели, да? И в подъезд зашли вслед за Кулагиным, были в шапке, в куртке кожаной. И фигура у вас похожа... М-да, ситуация... Дело в том, что у водителя фамилия Монахов. Вот он и сказал вам: «Сиди, Монахов».
Слесаренко помолчал, чувствуя в спине накативший холод.
– А почему водителя не убили? Я хотел сказать... Ну вы поняли...
– Монахов, водитель Кулагина, является двоюродным братом местного авторитета Горелого. Кулагин и взял его на работу в качестве «крыши». Сам-то Монахов чистый, в делах не завязан. Так, лентяй, но помешанный на иномарках, любит поездить красиво, машину содержит, как девку хорошую. Иногда по просьбе брата передает кое-что, но не бандит, пушками не балуется, хотя и носит, положено как телохранителю, но здесь всё путем, есть разрешение, есть... Ну вот теперь всё складывается, теперь все складывается.
Евгений Евгеньевич просвистел сквозь зубы нечто игривое.
– Вы когда улетать намерены?
– Да первым же рейсом, какой будет. Мне здесь больше делать нечего.
– Вот и правильно. Сейчас я вызову парней, вас отвезут в аэропорт и отправят через випзал, проводят прямо к самолету.
– Это лишнее.
– Нет, не лишнее. Наверняка уже поняли, что ошиблись. Я почти уверен, правда, что ничего предпринято не будет, но тут есть команда беспредельщиков, могут быть и они, кто знает, лучше не рисковать – эти лупят по толпе из автоматов.
– Вас послушать – не Сургут, а Чикаго какой-то!
– А вы и послушайте, это полезно.
– Что же вы их всех не посадите?
– А зачем? – Евгений Евгеньевич потянулся к телефону. – Здесь выход через что, или прямой?.. Пока они друг друга валят, нам даже интересно.
– Вы же сказали – по толпе...
– Ну да. Вошли в кабак и палили от пуза.
– Там же люди!
– В ночных кабаках людей нет.
– Это очень опасная философия, – убежденно сказал Виктор Александрович. – Похоже, вы не замечаете, как сами становитесь похожи на тех, с кем воюете.
– Это вполне закономерно, – ответил Евгений Евгеньевич. – Читали в юности у Шварца?
– Я много чего читал, – Слесаренко замолчал демонстративно, но следователь уже давил кнопочки на аппарате, так что звучной паузы не вышло. Откомандовав, следователь предложил:
– Перекурим на дорожку? Или вы в номере от дыма воздерживаетесь?
– Все равно уезжать, – сказал Виктор Александрович. Он и в самом деле почти никогда не курил в номерах.
– Это хорошо, что вы вспомнили про Монахова, – сказал Евгений Евгеньевич, отмахивая дым ладонью. – Это нам существенно облегчит жизнь. По всему выходит, работал местный, хорошо знающий и Горелого, и братца его двоюродного. Гастролер бы шлепнул не раздумывая. Нет, вы молодец, Виктор Александрович. Мы ведь уже на братьев Шуткиных косили, есть такая дикая бригада в Вартовске, с удовольствием работают на выездах. Не слышали о таких? О-о, лихие ребята! В девяносто пятом году они, братцы, Джамала завалили, четверых прямо в офисе ухайдакали, потом вышли на улицу и джамаловского водителя прямо через стекло: шлеп!.. Чеченцы в Вартовске их «вне закона» объявили: мол, каждый уважающий себя чеченец обязан их кончить прямо на улице, если увидит. Тогда Шуткины ещё четырех кавказских авторитетов завалили. Совершенно дикая команда, но бандиты нормальные.
– Что значит нормальные?
– А без понтов, у них всё на поверхности.
– Так почему же их не арестовывают?
– Это Вартовску вопрос, а не нам.
– А вам? Вы бы мне про своих местных бандитов рассказали.
– Эге, – рассмеялся Евгений Евгеньевич. – Про своих скучно. Конспирация, так сказать, в интересах следствия. Вот будете в Вартовске, спросите местных сыскарей – они про наших сургутских бандитов вам такого понарасскажут, хоть книгу пиши. Ну что, начнем собираться?
– Ах черт! – Виктор Александрович досадливо поморщился. – Забыл командировку отметить.
– Не беда, заедем в управление, поставим нашу печать.
– Это, знаете ли, как-то не очень – командировку в милиции визировать.
– А мы не милиция, – сказал следователь.
– Час от часу не легче... Я что, организованный преступник?
Евгений Евгеньевич сжал левый кулак и резко поднял его к плечу.
– Рот фронт! Долой коррумпированную власть! Банду Ельцина под суд! Хорошо, я распоряжусь, вам отметят здесь, в гостинице.
– Спасибо за заботу. – Виктор Александрович не очень любил, когда последнее слово в перепалке доставалось другому. – Нет, прав Задорнов: надо милицию и бандитов поменять местами, и в стране сразу наступит порядок.
– Согласен. Только Задорнов, простите, говорил не про милицию. Он о властях и о бандитах говорил.
– Вот как? – удивился Слесаренко. – Тоже интересная комбинация.
– Ещё какая интересная, – согласился следователь. – Да, Виктор Александрович! Если в ближайшее время в Тюмени наши люди вас слегка побеспокоят, вы уж не обессудьте, прошу вас. Служба!
– Что толку, – роясь в поклаже, заметил Слесаренко. – Все равно ведь не поймаете. Вон Листьева убили – и что, хоть бы что.
– Ну, Кулагин – не Листьев, здесь всё намного проще.
– Вы так полагаете?
Виктор Александрович захлопнул «дипломат», проверочным взглядом окинул комнату.
– Черт побери, бритва!
Когда вернулся из ванной, не удержал язык и спросил следователя:
– Скажите, Евгений Евгеньевич, вот так, без передачи, мне это важно: Кулагин на самом деле был связан с криминалом или это так, бабские сплетни! Вы понимаете, мы много с ним работали, почти друзьями были...
– Ну, если «почти»... – Виктор Александрович на миг обжегся стыдом. – Ваш Колюнчик давно уже ходил по краю. Сам он, конечно, не вор, не бандит, но работа у него была... Очень скользкая. Специалистов такого рода рано или поздно убирают – если не чужие, так свои.
– «Он слишком много знал»?
– Чем истина банальнее, тем она вернее, увы.
Слесаренко уже раздражала в Евгении Евгеньевиче эта его смесь профессиональной «фени» и показной какой-то начитанности. «Такой может ударить на допросе, но потом обязательно извинится, – решил про себя Виктор Александрович. – А потом снова ударит».
– Я готов, – сказал Слесаренко.
Евгений Евгеньевич вывел его в коридор, именно вывел, и вел до крыльца, до машины. В армии он сиживал «на губе», главным образом за самоволки; «губарей» выводили из камеры в нужник и обратно, и ему было знакомо это ощущение конвоира за спиной.
В самолете он достал из чемоданчика и внимательно перечитал подписанный Сидоровым договор о финансировании университета. Составлено правильно, чин по чину, указаны сроки поступления денег. Два листочка бумаги с печатями придавали хоть какой-то практический смысл этой странной сургутской поездке. Виктор Александрович понимал, что цепляется за них как за соломинку: «Не хотел же ехать, чувствовал, что зря...».