– Что вы себе позволяете? – Слесаренко резко обернулся к банкиру, смотревшему с прищуром и кривой улыбкой сквозь боковое окно. – Вы отдаете себе отчет: кто я? И что я обязан это прекратить немедленно и сдать вас милиции?
– Да ничего вы не обязаны, – сказал Кротов, не отводя глаз от окна. – Метко стреляет, сволочь.
Виктор Александрович нехорошо выругался и принялся шарить ладонью, отыскивая ручку дверного запора. Когда выбрался из машины и обходил ее с капота, увидел возвращающегося Юрия Дмитриевича с довольной ухмылкой и ружьем на плече.
– Рядовой стрельбу закончил! – бодро крикнул бородатый и козырнул левой рукой. – Идёте считать попадания?
– Да уж, немедленно всё посчитаю, – сказал Виктор Александрович и перебежал дорогу под носом у такси. Он подошел к милицейской будке и постучал костяшками пальцев по грязноватому стеклу, за которым качнулся силуэт в фуражке. Слесаренко оглянулся: Юрий Дмитриевич замер у машины, держа ружье наперевес, и Виктор Александрович подумал отстраненно: попадет в меня оттуда или нет?
– Слушаю вас.
Милиционер стоял возле будочной двери, опираясь на нее отставленным локтем, около губ светилась сигарета.
– Вы видели, что сейчас произошло? – строго спросил Виктор Александрович.
– А что произошло? – Парень в фуражке затянулся и выпустил голубоватое облачко дымка. – Я ничего не видел.
– Совсем ничего?
– Так точно: совсем ничего.
– Вы, наверное, думаете, что я вместе с ними?
– Я ничего не думаю. Я на дежурстве.
– Так вот, – повысил голос Слесаренко. – Это дежурство выйдет вам боком, товарищ сержант, я вам обещаю.
– Ваши документы, гражданин, – изменившимся голосом сказал парень в фуражке и щелчком отбросил сигарету.
– При чём здесь документы? – раздраженно воскликнул Слесаренко и автоматически похлопал себя слева по груди: там было пусто, удостоверение осталось в рабочем пиджаке.
– Ваши документы, гражданин, – повторил милиционер, делая шаг вперед и выступая из будочной тени. – Последний раз спрашиваю.
– Ты у меня спросишь, – процедил Виктор Александрович, ощущая в ушах нарастающий шум. – Ты хоть знаешь, с кем говоришь, сопляк несчастный?
– Сейчас узнаем, мы сейчас всё узнаем. – Сержант двумя руками поправил фуражку и вошел в будку. – Алё, дежурный? – заорал он внутри. – Это сто девяносто первая! Пришли-ка пээмгэшку с ребятами, тут один штатский развыступался... Обнаглел в конец, я говорю... Что? Не понял?... Один штатский, говорю, без документов!.. Наглеет, говорю!..
– Виктор Саныч! – крикнул через улицу бородатый. – Не пора ли нам домой, однако?
Слесаренко посмотрел на него долгим взглядом и пошел по улице в сторону центра.
– А ну стой! – раздался позади милицейский окрик. – Стой, кому говорю!
– Сержант, отставить! – голос Юрия Дмитриевича звучал свободно и уверенно. – Это свои, сержант. Вы куда, Виктор Александрович? Холодновато для прогулки!
Слесаренко прибавил шагу, поднял воротник куртки и поглубже засунул в карманы дрожащие кисти рук. Он услышал взрычавший мотор, короткий визг шин на крутом развороте; машина легко обогнала его и замерла на два корпуса впереди, плавно осевши рессорами. На обочину выскочил Кротов, и Виктор Александрович упреждающе сказал ему:
– Я с вами не поеду.
– Он не отстанет. – В голосе банкира звучало неподдельное сожаление. – Будет ехать за вами до самого дома.
– Вот пусть и едет.
– Но это же смешно, Виктор Александрович. Зачем усугублять и без того нелепую ситуацию. Если хотите, я могу перед вами извиниться.
– Я не нуждаюсь в ваших извинениях.
– И тем не менее прошу вас пройти в машину.
– Как вы смеете!.. – У него перехватило от гнева дыхание. – Вы, сопляки безответственные, как вы смеете играть мною, людьми... всем! – Он зачем-то взмахнул руками, словно хотел обозначить в пространстве это самое «всем». – У вас нет совести, у вас нет страны, у вас нет родины – ничего, кроме наворованных денег, кроме мешков с долларами! Вы мне глубоко отвратительны с вашими интригами, заговорами, этими вашими пленочками.... Меня в бане, небось, тоже вы снимали?
– В какой бане? – изумился Кротов. – Вы чего на меня набросились? Я, что ли, вас приглашал прокатиться, или, может, это я стрелял, да?
– Вы все – одна свора, – сказал Виктор Александрович, понижая голос и приходя постепенно в себя.
– А я ведь могу и в морду дать, – сказал банкир. – Ты ведь мне почти ровесник, и весовая категория совпадает.
– Чего орешь-то, мужик? Ты что, только вчера родился? Забыл, как водочку пили в Тобольске?
– При чём здесь Тобольск и водочка?
– А не хрен на улице митинг устраивать. Сказано: садись. Довезем до дому, а там делай что хочешь.
– Дайте закурить, – сказал Слесаренко.
– Всегда пожалуйста.
Кротов вытащил пачку, пощелкал зажигалкой.
– Юра немножко дурной, любит ходить по краю, но у него есть одно ценное качество.
– Какое? – без интереса просил Виктор Александрович.
– Он ничего в жизни не принимает всерьез и всегда делает то, что хочет. Но то, что он делает, он делает всерьез и до конца. Именно этим он мне и нравится.
– А мне показалось, вы его тихо ненавидите.
– Не спорю: иногда его трудно выносить, но поверьте – он знает, что делает. Я его не люблю, иногда не понимаю и просто боюсь. Он человек из другого мира, он уже живет там, где мы с вами будем жить лет через двадцать или сто.
– Лет через двадцать, если курить не бросим, мы оба будем «жить» на Червишевском.
– Вполне вероятно. Так вы едете?
– А может, пройдемся? – неожиданно для себя самого предложил Слесаренко.
– Вы намекаете, что еще не все гадости про меня высказали?
– Прошу прощения, – с холодной вежливостью произнес Виктор Александрович. – Я сожалею о своей несдержанности. Не всегда следует выражать вслух свое мнение о том или ином человеке.
– Как-то ваши извинения оскорбительно звучат. – Кротов усмехнулся и пошел к машине, и Слесаренко остро пожелал, чтобы тот сел и уехал, но банкир коротко перемолвился с Юрой и захлопнул дверцу. Машина рванула с места и унеслась, и пропала за поворотом.
– Прямо пойдем или огородами? – спросил Кротов, приблизившись.
– А вы где живете?
– На Советской.
– Тогда идемте прямо до Профсоюзной.
– Принято, – сказал банкир и повертел головой. – Такие люди, и без охраны... Вы оружие носите?
– А вы?
– Я ношу.
– А я – нет.
– Вам разве не положено по должности?
– Кому я нужен, – вздохнул Виктор Александрович. – в глазах бандитов никакого интереса не представляю.
– Оно и лучше, – резюмировал Кротов.
– У вас пистолет всё тот же?
– Да, «Макаров», из которого Лузгин, дурак, по коробке стрелял.
– Дурак не дурак, а мы ему жизнью обязаны. Кстати, что с ним? Вы что-то говорили про Свердловск...
– А-а! – Кротов скривился, явно не желая продолжать эту тему. – Вы как, дачу достроили?
– Почти достроил. Камин пришлось разобрать, поставили простую русскую печь.
– Ну и правильно. А я, черт возьми, поторопился. Продал дом за грош и сейчас жалею.
– Что, продешевили?
– Да нет, о доме жалею. Спрятаться негде. Может, к лету куплю дом в какой-нибудь деревне, чтобы рядом река или озеро, чтобы лес был с грибами. У вас там, на озере, ловится что-нибудь? Стыдно сказать, я ни разу на озере не был, так и не видел его, хотя там расстояние-то с километр.
– Даже меньше... Что-то ловится, вроде карась, но на удочку не идет, только сетями.
– Сетями – это не рыбалка, – сказал Кротов. Они пересекли Холодильную на желтое мигание светофора. Под курткой у Кротова вдруг что-то заверещало прерывисто, банкир ругнулся и вытащил из-за пазухи сотовый телефон.
– Говорите... Да, Андрей, слушаю.
Кротов остановился, хмуро молчал в телефонную трубку; Виктор Александрович решил подождать его на вежливой дистанции, еще раз пожалев о забытых дома сигаретах.