Две недели назад Кротов присутствовал на рабочем собрании в цехе. От компании было сказано: сокращайтесь, тогда будут деньги. Ругались до полуночи, а на следующий день в цехе создали забастовочный комитет, стали маршировать по городу и трясти плакатами на площади, потом вышли к насыпи и обосновались там походным лагерем, и вот сегодня перекрыли движение на железной дороге – единственной в области с юга до севера.
«Подземники» были последним препятствием на пути к главной цели, о которой молчали и старались не думать: только разобравшись со смежниками, с «обслугой», и откатав на них технологию и пропагандистское обеспечение процесса, команда Вайнберга могла атаковать рабочих и специалистов основных профессий.
Однажды вечером они сидели втроем в гостиничном люксе у Кротова, и Вайнберг сказал Слесаренко: «Мы частная компания. Мы не обязаны и не будем коголибо кормить и содержать. Благотворительностью пусть занимаются господь бог и государство». И еще он сказал тогда: «Социализм умер. И не надо дергать покойника за усы». Короче, Кротову Вайнберг понравился, чего нельзя было сказать о Слесаренко. Тот не принял нефтяного магната как-то сразу и целиком, и отношения у них не заладились, чему Кротов поначалу огорчался, но вскоре увидел в том обоюдном неприятельстве, проявлявшемся за глаза и публично, хорошие возможности для раскрутки замысленного ими дела. С тех пор, как Кротов с Лузгиным это поняли, личные встречи между Вайнбергом и Слесаренко прекратились и уже не планировались.
– ...Таким образом, – сказал Вайнберг, – мы по-прежнему и на вполне законных основаниях настаиваем на обязательном исполнении условий договора.
– Покажите мне договор, – сказал Слесаренко. – Пожалуйста.
– Вы его видели, – произнес Вайнберг.
– И тем не менее, пожалуйста.
– Я не ношу с собой лишних бумаг, Виктор Александрович.
– У вас есть договор? Давайте, – Слесаренко протянул руку в сторону Зырянова. – Тоже нет? Понятно.
– Ничего не понятно, – сказал Зырянов. – Мы работу выполнили? Выполнили. Отдай нам заработанное. А потом с нашим начальством разбирайтесь насчет договора.
– А где ваш руководитель? Все еще в Москве? – спросил Слесаренко.
– Да, в Москве! – с вызовом сказал Зырянов. – Здесь же правду не найдешь! Пока он не вернется, мы с рельсов не уйдем. Деньги в кассу – тогда уходим.
– Вот видите, – сказал Вайнберг.
Кротов знал, что директор «подземки», избранный в январе общим собранием, неделю назад улетел в Москву с петицией в адрес Государственной Думы. Вояж был показушным, но отнюдь не случайным по времени: именно в отсутствие директора забастовщики пошли на рельсы. «Берегут начальника», – усмехнулся Кротов, легко расшифровав этот нехитрый заговор.
– Кто замещает директора в его отсутствие?
– По забастовке я замещаю, – сказал Зырянов. – Со мной и говорите.
– Нам не о чем с вами говорить. – Как только Вайнберг произнес эту фразу, Кротов шевельнул под столом ботинком, стараясь задеть ногу соседа. – Вы здесь занимаетесь политикой, а я занимаюсь экономикой.
– Леонид Аркадьевич, вы можете развести эти два вопроса? – спросил Слесаренко.
– Экономику и политику?
– Будьте серьезны, пожалуйста. Я имею в виду выплату зарплаты и выполнение условий договора.
Вайнберг молча покачал головой, словно произнесение вслух банального и очевидного ответа было для него чем-то неприятным.
– Так «да» или «нет»?
– Виктор Александрович, – повернулся к мэру Вайнберг, до сей поры глядевший прямо перед собой, куда-то за спину Зырянову, – почему ваши... подзащитные не говорят вам главного? Главное не в зарплате, не в деньгах. Главное в том, что нефтяная компания не подписала и не станет подписывать с этим... предприятием новый договор о подряде, если не будет выполнен старый. Деньги в данном случае – всего лишь инструмент воздействия. Я предупреждаю: если упомянутый цех не произведет обусловленные договором сокращения и реструктуризацию, они останутся без работы. Мы создадим собственную службу ремонта или будем возить вахтовиков из Сургута. Экономически эти варианты уже просчитаны.
– Ты кто такой? – задавленным от ненависти голосом сказал Зырянов. – Мы тут по двадцать–тридцать лет на Севере, мы все это построили и сделали, а тебя, гадину, я вижу первый раз, и ты, гадина, решаешь, кому здесь жить, а кому умирать?
Кротов придавил ботинком ногу Вайнберга, предупреждая ответный выпад, но сосед его внезапно рассмеялся, оглядывая всех поверх очков.
– Ну что мне делать с этими детьми? – И уже обращаясь к Зырянову: – Не буду я вам платить, не буду. Пока не возьметесь за ум.
– Ты подожди, – с угрюмой ласкою сказал Зырянов Вайнбергу. – Я не за ум – я за топор возьмусь.
– А вот этого чтобы я больше не слышал! – подал голос полковник милиции.
– Он умный, – Зырянов широко улыбнулся, бороздя крупными жесткими складками загорелое лицо. – Он и с первого раза все понял.
– Вы не представляете себе, – мечтательно проговорил Слесаренко, – с каким превеликим удовольствием я послал бы куда подальше и вас, и вас, уважаемые. Но, к сожалению, положение обязывает.
Он поднялся над столом.
– От имени городской власти я прошу вас, Леонид Аркадьевич, подчеркиваю: прошу! – сегодня же осуществить перевод денег предприятию. Вас же я прошу – тоже прошу, заметьте, – в течение часа разблокировать железнодорожную магистраль. Если моя просьба не будет выполнена, мы найдем... как вы сказали? Средство воздействия и на вас, и на вас, – он махнул пальцем налево и направо. – Совещание закончено.
Выбираясь из-за стола, Вайнберг шепнул на ухо Кротову:
– Туфли мне ты будешь чистить?
– Без меня не уезжай, – тихо сказал Кротов.
Когда чиновники ушли из кабинета и захлопнулась дверь, Слесаренко откинул тюлевые шторы и раскрыл окно; ворвался плотный шум центральной улицы, где двумя бесконечными потоками катилась навстречу друг другу рычащая и чадящая автотехника; запахло бензиновой гарью вперемешку с речной близкой сыростью, сразу пересилившими кислую вонь прокуренной комнаты.
– Они с рельсов уйдут или нет? – спросил он Кротова.
– Не уйдут, сами не уйдут – это точно.
– И что же дальше, господа советники? И где этот чертов Лузгин?
– Он на телестудии, – пояснил Кротов. – Готовит с Лялиной двухчасовой выпуск новостей.
– Лялина – это... дикторша? Ну, эта девица накрашенная? Мне донесли: у них роман?
– Хорошее слово – «донесли»... Слушайте больше, Виктор Александрович.
– Давай-ка сядем, – устало предложил Слесаренко.
– И какой черт дернул меня за язык про жену?..
Кротов промолчал.
– Они снимали это? Если да, то пусть вырежут, уберут...
– Лузгин опытный телевизионщик, – успокоительно сказал Кротов. – Он все сделает как надо. Мне пора ехать, Виктор Александрович, меня внизу Вайнберг ждет.
– Как вы думаете: он заплатит?
– Сегодня – нет.
– А завтра?
– И завтра нет.
– Какого черта! – вскипел Слесаренко. – Он что, не понимает, куда толкает всех своим упрямством?
– Вайнберг действует правильно.
– Вижу: спелись, сговорились... Банкир банкиру глаз не выклюет... Когда доложите по кредитной линии? Удалось что-нибудь выяснить? Меня люди спрашивают, пора отвечать.
– Через пару дней доложим.
– Грязи много?
– Хватает.
– Ладно, поезжайте. И если Харитонов еще болтается в приемной, попросите его зайти. Надо соблюсти приличия. И пусть уберут эту гадость, – брезгливо указал мэр на переполненные пепельницы.
Вайнберг ждал его у машины, о чем-то беседуя с полковником Савичем в полукольце ревниво и настороженно глядящих друг на друга телохранителей в черных костюмах и милиционеров в камуфляже. Увидев сбегавшего по ступенькам Кротова, Вайнберг нырнул в темное чрево «лэндкрузера». Кротов последовал за ним, сделав суровую рожу полковнику и намеренно зацепив его портфелем.
– Застрелю гада! – пропел фальцетом Савич, и было неясно, кого он имел в виду. – Подвинься, я с вами.