Тон Петру не понравился, еще больше ему не понравилась уверенность постороннего человека в том, что он нуждается в деньгах, однако он в них действительно нуждался.
– Чего тебе?
– Не «тебе», а «вам». Тьфу, ну вы, бомжи, оборзели! Толкнуть надо. До заправки. Во-он там. У тебя мышцы остались, или пропил все? Короче, десятка. Взялся. Бы-стрень-ка.
На молодом парне были превосходные брюки и симпатичная пестрая рубашка. Петру захотелось иметь такую же – он как раз спохватился, что сам одет с чужого плеча, да и бланш под левым глазом наверняка успел налиться всеми цветами радуги. Бомж и есть.
– За десятку сам толкай.
Владелец «БМВ», собравшийся было сесть за руль, многозначительно замер.
– Гордый пролетарий? Сельская интеллигенция? Две. Две десятки, но за это – бегом. Чтоб ветром одувало. Ферштейн?
– Маловато, – Петр не приблизился к машине ни на шаг, но и уходить тоже не собирался.
– Сколько ж тебе надо, гегемон?
– Полштуки грина. Это долг отдать. И еще на жизнь.
– Ладно, клоун. Даю тридцать. Не за хамство, за находчивость.
– Сто рублей, и меняемся рубашками.
Тот попытался изобразить гомерический хохот, но хохот вышел так себе.
– А зачем мне твоя? В ней, наверно, блохи живут.
– Не ходить же тебе с голым пузом, – резонно ответил Петр. – Не на пляже.
– Сам нарвался, бомжара, – тихо сказал парень.
Прохожие, предчувствуя конфликт, заторопились на другую сторону, а некоторые из пытливых пристроились возле троллейбусной остановки.
Человек в красивой рубашке расстегнул золотой браслет и опустил часы в задний карман, затем снял с круглого лба солнцезащитные очки и бережно положил их на приборную панель.
Сам нарвался, молча подумал Петр, занимая стойку. А часы хорошие, «Картье». Если выгодно толкнуть, можно всю больницу у Клана выкупить. И устроить карнавал – прямо на Красной площади. Нуркину понравится.
Нет, решил он. Психов тревожить не станем, часы для другого пригодятся. Я по ним время засекать буду – что и во сколько вспомню. Скоро вечер. Скоро начнется.
– Давай, мил друг, не томи, – сказал он бывшему обладателю золотых котлов и модной рубашки. – Без тебя дел по горло.
Глава 6
Сначала Костя решил, что это всего лишь похмелье, – тяжелое и безобразное. Потом понял: нет. Нет такой похмелюги, чтоб своя постель была неудобной, чтоб родная жена казалась посторонней бабищей, а на лице у нее обнаружилось столько изъянов, что и для посторонней непростительно.
Вылезая из-под одеяла, Константин приготовился к тошноте и головной боли, но организм был абсолютно свеж. Да и то сказать – двести грамм! А все же свалило вчера, прямо под корень срезало. И, уже заходя в ванную и одобрительно проводя пальцами под носом, Костя сообразил: не его вчера свалило. Другого кого-то. Того придурка, что отпустил немыслимые усищи, что таскался в школу – три раза в неделю, ну и получал соответственно. А дома – тоже получал, от этой обезьяны под названием жена. Вот, житуха, елы-палы!
– Костя! Чайник поставь!
Супруга говорила со слегка вопросительной интонацией, что делало тон приказным.
– Чего ты там крякаешь? – Зло бросил Константин, выдавливая из тюбика зубную пасту. – Сама и поставь! И вообще, кто должен завтрак готовить?
Почистив зубы, он густо намылил лицо и с удовольствием побрился, особенно тщательно выскоблив верхнюю губу.
Настя встала рядом и жалостливо прислонилась к дверному косяку. Растерянная, растрепанная, толком не проснувшаяся – глаза, как щелочки, на щеке красные складки от подушки… Тьфу.
– Кость, ты чего?
– А чего?
– Орешь с утра.
– А ты? «Поставь чайник»! Не видишь, я занят?
Ругаться он не собирался, но в то же время не понимал, как тот, усатый, до сих пор ее не придушил. Это ведь не только сегодня, это каждый день: «поставь чайник», «помой посуду», «сходи в магазин». Зараза…
– Ты что, Костя? – Повторила она, повысив голос. – Ты что, дружок? Ты на кого орешь, кобель? Думаешь, я все забыла? Простила?! Где вчера шлялся?
– Глохни, мымра, – не отрываясь от бриться, сказал Константин и вытолкнул ее в коридор.
– Ккак… к… как… – закудахтала Настя, вцепляясь в ручку и оттягивая дверь на себя – Костя водил станком вокруг кадыка и боялся отвлечься. – Как ты?.. Как ты назвал?! Кого – меня?!
– Коня! – Огрызнулся он. – Не дергай, а то порежусь. Кофе свари.
Настя сделала несколько глотательных движений и, ничего не ответив, удалилась. Константин закончил бритье, потом критически ощупал горло и намылил его по новой.
Умывшись и отметив, что полотенце пора бы постирать, он вышел на кухню и сел за стол. Жена, затевая какую-то нервную игру, вела себя подчеркнуто спокойно: сделала бутерброды, разлила по чашкам кофе, поставила рядом сахарницу. Сама она уселась напротив.
– Мы начинаем новую жизнь, – сообщила Настя.
– Ну-ну.
– Мне все надоело. Твое образование, твоя работа, твои ученики… Это раньше было престижно, а теперь другое. Раскрой глаза! Времена изменились, Костя, и уже давно. Переждать не получится, потому что ждать нечего. Людям безразлично, кто ты, им важно, сколько у тебя денег. Надо зарабатывать, понимаешь? А все твои «Волга длинней Миссисипи»…
– Миссисипи длинней, – спокойно возразил Костя. – Ну, продолжай.
Настя тяжело вздохнула и отодвинула чашку.
– В общем так, – сказала она после паузы. – Мне все равно. Где, каким образом – это твое дело. Деньги должны быть. Я не требую миллионов, но и копейки считать больше не стану.
– Короче, ультиматум.
– Да. Выбери, что тебе дороже.
– Получается, ты дороже. Ученики денег не требуют. Успокойся, это шутка. Сколько тебе надо?
– Ох, ох, крутой! Сейчас достанет лопатник и отслюнявит – капризной жене на булавки!
– Я спросил. Сколько?
– Не знаю. Чего прицепился? Заработай хоть что-нибудь, а там видно будет.
– Хорошо.
Костя встал из-за стола и пошел обуваться.
– Ты куда?
– За деньгами.
– Грабить, что ли, собрался?
– Ты же сама сказала – мое дело.
Грабеж – это когда у живых, подумал Костя. А когда у мертвых – это как-то по-другому называется. Не важно. Хватит чистоплюйничать. Рыцарь нашелся. Нужны бабки? Будут. Сколько он их оставил на квартирах у приговоренных? Дурацкие принципы. Они для этой жизни не годятся. Для какой-то другой – может быть. Но другой у него нет.
– У меня тоже условие, – предупредил он. – Я изменюсь, но и тебе придется. Начнем с фигуры. Что-то я давно не видел твоей талии.
– Талии? – Беспомощно улыбнулась Настя.
– А главное – грудь. У тебя должен быть третий размер, на худой конец – второй.
– Второй размер? – Переспросила она.
– Лучше все-таки третий. Такая, как сейчас, ты можешь устроить учителя географии, но человек с деньгами найдет себе поприличней.
Костя специально не выбирал слов, или напротив, выбирал – те, что быстрее дойдут.
– Как же я?.. – растерянно пролепетала она.
– А я – как? Старайся, работай над собой.
– Смеешься, – с облегчением молвила Настя. – Я, наверно, слишком жестко… но и ты пойми, ведь трудно же…
– Я понял, понял, – кивнул он, одевая ветровку и проверяя по карманам ключи.
– Ты скоро?
– Как получится.
– А все-таки зачем ты сбрил усы?
– Так ведь новая жизнь.
С ветровкой Константин явно погорячился – солнце, несмотря на ранний час, припекало вовсю, к обеду могло раскочегарить и до тридцати. Возвращаться, однако, не хотелось. Не из-за глупой приметы, а потому, что дома – жена и трудный разговор. Этого он не любил.
Пройдя квартал, Костя свернул во двор и направился к трухлявому, как пень, трехэтажному дому. Благородная дамочка с пуделем посмотрела ему вслед и презрительно отвернулась. В доме осталось лишь два одиноких пенсионера да многодетная семья, и если кто-то заходил в подъезд, так только затем, чтобы выпить или, наоборот, отлить.
Ни того, ни другого Костя делать не собирался. Внимательно осмотрев горелый почтовый ящик с подозрительно свежим замком, он достал из нарукавного кармашка маленький ключ и вставил его в скважину. В глубине, под свернутой «Экстрой-М», он нащупал прохладную ребристую рукоятку. На этот раз он планировал обойтись без стрельбы.