— Эль-Ренко, Эль-Бондар, займитесь костром, Эль-Элитин, позаботься о животных и поклаже. Первая стража моя, — раздавал указания Эль-Саморен.
Катя, которую спешили ранее, вздрогнула, когда не услышала в приказах командира ничего о себе, и зябко обхватила себя руками, когда опять их глаза встретились. Эль-Саморен жаждал что-то найти в ответном взгляде, но там был лишь страх. Он отчаянно надеялся, но все его надежды разбивались о пустоту и непонимание. Но эти мгновения прошли, эльф отвернулся и будто бы забыл о девушке, а Катя замерла, одной рукой придерживаясь за седло коня. Сам же иноходец к ситуации отнёсся философски — лениво фыркнул и продолжил живать где-то урванную веточку.
Катя перевела дух и уткнулась лбом в край седла. Было душно и холодно, хоть наступившая ночь оказалась тёплой. И только жеребец сочувственно фыркнул, обернувшись, и попытался дотянуться до неё, когда девушка, чуть не плача, прошептала «Мамочка, как же я хочу домой...». На глаза попался подол, перепачканный ещё днём. Пятна земли даже в полутьме выделялись на белой ткани, и девушка, чтобы отвлечься от невесёлых мыслей, начала их оттирать ладонью. Но стоило ей резко встряхнуть юбку, как вся грязь осыпалась, оставив платье абсолютно чистым.
— Катя? — осторожно позвал её Эль-Элитин, но она всё равно вздрогнула и упала бы, если бы опять её не подхватил эльф. — Вон там между корнями Вам приготовили место для ночлега. Отдохните.
Он поставил её на ноги и вложил в её руки свою тяжёлую флягу, улыбнулся и занялся конём. А Катя на непослушных ногах побрела, куда указали. Возле дерева было уже расстелено то ли тонкое одеяло, то ли плотное покрывало и свалены в кучу сумки со спины вьючной кобылки.
— Животные и поклажа. Интересно, к какой категории отнесли меня, — попыталась она усмехнуться, но не получилось. И размышляя над этим, Катя напилась воды и как смогла привела себя в порядок. Её не трогали, про неё как будто опять забыли, и она была этому рада. Рада возможности лечь и расслабить уставшую спину, наблюдая за случайно залетевшим к ним светлячком. Насекомое яркой зеленой точкой металось на фоне кроны, подсвеченной костром. — А мама, наверное, торт испекла и удивляется, почему я до сих пор не еду на юбилей...
Девушка проваливалась в дрёму, уставшая от собственных переживаний за этот длинный день, и не обращала на голоса эльфов почти никакого внимания, принимая их за такой же шум, как перешептывание листьев.
— Командир, это и есть та самая Оль-Марисен? — поинтересовался хмурый Эль-Бондар, но от не менее угрюмого и задумчивого Эль-Саморена не дождался ответа. — Это ради неё Вы сами пятнадцать лет рубили камень и нас заставляли подчиняться оркам?!
— Помолчите, маги сказали, что она умерла. Мы везем не Яль-Марисен, а другую эльфийку, — одернул его Эль-Торис. — И кто его знает, что там у магов случилось.
— Но пепельные волосы, льдистые глаза и что там было дальше?
— Искристый смех, — сказал, словно камень уронил, Эль-Саморен и встал. — Может, она ещё вернётся...
— Друг, Яль-Паларан высказался однозначно, — попытался возразить Эль-Торис. — Его слова не могут быть истолкованы иначе.
— А откуда он может знать! Она же очнулась, может ей просто не хватило времени... Отдыхайте, я разбужу в полночь на смену.
— И надо всё же покормить нашу спутницу, — отозвался со своего места Эль-Элитин. — Или мы будем морить её голодом?
— Я отнесу, — воспользовался шансом спрятаться от ярости командира Эль-Бондар.
Эльф схватил тарелку остывшей похлёбки и поспешил отступить от костра. Девушку он нашел лежащей возле сумок, сел рядом и потряс за плечо.
— А-а-а... не трогайте! Не трогайте! Мамочка! — закричала Катя пытаясь отползать и отмахиваться одновременно, не видя ничего вокруг.
— Эй, как Вас там? Катя. Катя! — рассердился эльф. — Держите свой ужин. Тарелку заберу, когда заступлю на стражу. И не кричите на весь лес, а то на пол дня пути слышно, — скривился он напоследок и оставил тяжело дышащую девушку одну.
Маленький лагерь успокаивался и засыпал, и вскоре бодрствовать остались лишь Эль-Саморен и Катя. Эльф лениво шевелил хворост в костре, наблюдая за язычками пламени, и привычно вслушивался в ночные шорохи. Но то и дело его взгляд скользил в сторону белого пятна возле дерева. А девушка аккуратно ела свой ужин и не чувствовала вкуса нехитрого кушанья. Она сжалась между огромных корней, пытаясь стать как можно меньше, но всё равно чувствовала как Эль-Саморен наблюдает за ней.
***
Тихая ночь ещё не закончилась, когда свернувшуюся калачиком, тревожно дремлющую Катю разбудили. Она вздрогнула от лёгкого прикосновения по плечу и попыталась закричать. Но не успела, эльф, неотличимый в предутренней тьме от остальных спутников, успел зажать ладонью её рот. Испуг сменился ужасом и девушка, ничего не видя вокруг, начала бестолково отбиваться, но сразу же оказалась прижатой к земле.
— Тихо, тихо... Это я, — зашептал он рядом, и Катя узнала голос Эль-Элитина. — Не нужно шуметь в лесу. Не будете кричать? — Он подождал, но, не получив ответа, всё же осторожно выпустил девушку. — Собирайтесь. Вот Ваша часть завтрака. Фляжку я забираю, мне её ещё нужно наполнить перед дорогой.
Он оставил небольшой кусок хлеба и растворился в темноте, наполненной шорохами и тихими голосами, возмущенными пофыркиваниями лошадей и едва различимым запахом догоревшего костра. Сумок уже не было рядом, и вскоре пришли и за Катей. Она не сопротивлялась, просто сжимала в руках свой скудный завтрак и, ссутулившись, брела вслед проводнику.
Кусочек хлеба достался иноходцу, ласково толкнувшему её в плечо, пока провожатый прибирал свёрнутое одеяло. Конь, почувствовавший неуверенность всадницы, пытался как мог приободрить её. Мол, я смирный и старый, мне шагать-то лень, не то что делать что-то опасное. Фыр, фыр, и Катя благодарно всхлипнула в ответ, но снова без слёз, которые никак не хотели появляться из глаз.
В путь отряд выступил, едва в робком сером свете стало возможно различить дорогу хотя бы в паре десятков шагов впереди, даже раньше, чем подали свои голоса птицы. Так, сначала под шум ветра, потом под ликующие фривольные песенки они и шли молча. А день набирал силу, потихоньку выжигая призрачную свежесть, разогревая густой воздух. Но эльфы шли так же бодро и неутомимо, как и накануне, и так же больше уделяли внимание ведомым в поводу животным, чем их поклаже.
Ближе к полудню, когда палящее, раскалённое солнце разогнало с неба все облака, Эль-Саморен, идущий чуть впереди, насторожился. Он замедлил шаг, позволяя остальным нагнать себя, и обменялся с товарищами тревожными взглядами, молча. Эльфы схватились за мечи одновременно, даже на несколько мгновений раньше, чем показались из густого подлеска нападавшие.
Катя не успела ещё понять, что происходит, как командир стащил её с седла и заслонил собой. Но свист рассекаемого воздуха и звон металла однозначно объяснили, что это не мирная приветственная встреча. Ноги не выдержали отяжелевшее от слепого страха тело и подкосились.
— Мамочка... мамочка... мамочка... — чуть заикаясь громко шептала Катя, зажимая руками уши и зажмурившись. — Я просто сплю. Я проснусь! Это сон! Мамочка...
А эльфы тем временем уже не молчали, а, короткими возгласами предупреждая друг друга, окружили лошадей и отбивались от нападавших. Атаковавшие, понадеявшиеся взять числом и застать врасплох, просчитались — эльфы, во много раз превосходившие их умением, легко возвращали удары, проходя сквозь бестолковую защиту. И, потеряв почти десяток людей, разбойники отступили так же быстро, как и появились, растворившись в густых тенях под кронами деревьев.
— Целы? — выкрикнул вопрос Эль-Саморен, оглядываясь и вслушиваясь.
— Да, — нестройным хором откликнулись мужчины.
Несколько долгих секунд они ещё настороженно осматривались, не спеша опускать оружие, но, убедившись в своей победе, расслабились. Тишина разбавлялась лишь продолжающим бормотанием Кати «Это сон, это сон... мамочки, я сейчас проснусь в электричке, это просто кошмарный сон...». Девушка просидела на земле весь короткий и жестокий бой.