«Не хочу!»
Сурово шмыгнув носом и прищурившись, девушка бросила косой взгляд на зеркало. Гладкая поверхность вернула услугу, в качестве бонуса насмешливо отразив лохматую и заспанную физиономию человека пол которого, как говорят в Сети, не определен. Да уж… То ли девушка, а то ли видение.
«Скоро совсем призраком стану… Обоснуюсь на базе и буду ночами пугать часовых».
Мысль позабавила. Рей даже отвлеклась от смакования страданий и вернулась к своим баранам… А точнее одному вполне конкретному парнокопытному. Которому стоило как следует настучать по виртуальным рогам. Чтобы прочувствовал сполна, что испытывает сейчас Рей… Да уж, иначе этого киборга не прошибешь. Изменяет свое сознание на счет раз и при этом все прекрасно помнит. А толку? Из чувств у него остается только ощущение боли. И то — не факт.
К тому же само переключение… Рей пока не разобралась, что это такое. Ведь в академии ничего подобного не было… Димас всегда был практически одинаковым. Да, он мог вспылить, да, мог издеваться над ней, мог грустить и печалиться, а мог ухмыляться, как довольная пиранья. Но все это было ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ. А сейчас… Парня будто подменили: то он, как прежний, словно Рей вновь вернулась в стены академии, то он бесчувственная машина, которую интересует только эта дурацкая война…
«Что я здесь делаю? Что МЫ здесь делаем?»
Под «мы» девушка подразумевала себя и Димаса. Дим… Ну почему он не хочет понять ее чувства? Почему он не хочет дать волю своим собственным эмоциям, идущим из глубины души, можно сказать, из самого сердца? Наконец, почему в момент наивысшего напряжения он просто-напросто переключается? Сбегает, как последний трус…
«А что же делать мне?»
Неожиданно подумала девушка, и ей стало еще муторнее. Словно тошнота подступала не к горлу, а к сердцу, разливалась желчью в душе, сжигала оголенные нервы… И Рей ждала, когда же это ощущение превратиться в банальную и такую привычную физическую боль, которая принесет иллюзию облегчения, которая, пусть ненадолго, освободит мысли из липкой паутины сомнений. Но боль не спешила приходить, а мысли громоздились на мысли, образуя шаткую пирамиду, которая в любой момент могла обрушиться, погребая под собой маленькую потерявшуюся девочку по имени Мери Рейнольдс…
Грудную клетку разрывало в стороны, казалось, что кривая линия границы прошла через нее, отделив прошлое от настоящего. Кровь пульсировала в висках, алой ртутью растекаясь по набухшим сосудам, а ее тяжесть тянула вниз, к земле… Рей подумала, что если она так просидит еще пару минут, то больше не сможет встать. Или, по крайней мере, в ближайшее время от нее точно никакого толку не будет. Если не вырубится, свалившись на незастеленную кровать, то совсем расстроится и весь день проходит, как сомнамбула, зевая и потирая красные глаза.
«Хватит».
Девушка, собрав последние силы, буквально за шиворот подняла себя со стула и потащилась к умывальнику. Пять минут, чтобы привести себя в некое подобие порядка… Еще десять, чтобы одеться и не выглядеть чудищем, вылезшим из-под коряги… Потом быстрым шагом домчаться до импровизированного плаца… А после…
«Только не показывать чувства… Только не при нем…»
Она закрыла глаза и окунула лицо в ледяную воду…
Рей почти что бежала, перепрыгивая через хаотично разбросанные ящики и с трудом избегая столкновения с внезапно возникавшими на пути столбами. Эти высоченные махины из особого сплава напоминали бамбук — такие же полые внутри и поверхность украшена поперечными кольцами. Неизвестно, для чего предназначались подобные чудовища, по крайней мере, с Рей никто информацией делиться не спешил. Она, конечно, размышляла насчет сверхмощной антенны или генератора особого поля… Но доказательств не было, а гадать на кофейной гуще можно хоть до скончания времен.
— …а я говорю — неделя, не больше. Спорим?
— На что? У тебя ж в карманах пусто, только ветер гуляет!
— Найду что поставить! А ты боишься?
— Размечтался. Итак, ты ставишь на то, что мы проторчим тут не больше семи дней?
Двое солдат горячо, но довольно мирно, переругивались. Девушка пробежала в метре от них, но курсанты даже не оглянулись, увлеченные своим спором. Да уж… Если бы не некоторые странности — и не скажешь, что война идет. И это, как раз, и есть самое странное.
«Может, я по ошибке в сумасшедший дом попала? Очень похоже, между прочим…»
Походные домики, техника разнообразного назначения и ящики-ящики-ящики. Некоторые были распакованы, а рядом аккуратно, в ряд, как только что пойманная рыбешка, лежали автоматы или боеприпасы к ним. Кое-где возле амуниции возились не слишком расторопные солдаты, на лицах которых читалось явное желание подремать еще часок-другой. Чего, впрочем, им вряд ли светило в обозримом будущем и курсанты, состроив мученическую физиономию, продолжали монотонно разбирать тяжелые ящики.
«Они не такие», — подумалось Рей, и девушка посмотрелась к солдатам внимательнее, — «Они не такие, как раньше!».
И почему она сразу не обратила внимания? Ладно — вчера слишком много впечатлений плюс усталость от перелета, да шок из-за внезапно начавшейся войны. Но сегодня-то? Расклеилась, как древняя барышня, только и думала — Дим то, Дим се, как он посмотрел, что он сказал… А ведь именно ее приятель и сбил девушку с мысли! Он, если не считать жутких «переключений», вел себя, как обычно. Потому Рей и не стала приглядываться к другим курсантам, посчитав, что с ними все обстоит аналогичным образом…
«Дура! Слепая дура!»
Рей еще много чего хотела себе высказать, но свет мощных ламп, кувалдой ударивший по глазам, остановил поток самокритики. Девушка, наконец, добралась до сияющего, как солнце, плаца и ей ничего не оставалось, как быстро шмыгнуть в строй, пристроившись между Гестом и каким-то, незнакомым ей, курсантом.
— …Вас разделят на группы, в каждой будет от пяти до десяти человек, — офицер, в котором Рей не без удивления узнала Сыча, недовольно покосился на опоздавшую. — В зависимости от подготовки боевых единиц, составляющих группу, в ее состав могут включаться опытные офицеры… Которые, как вам известно, составляют штат преподавателей академии.
Сыч, без очков и в армейской форме походивший на старого, матерого лиса, окинул взглядом собравшихся. Тяжело так посмотрел, со значением.
— Ребята, я не скажу, что вам нужно забыть все, сказанное мною на занятиях по тактике. Вовсе нет, вы же понимаете, что без теории нельзя… Но теория — это просто теория. На практике все выглядит иначе, словно ты смотришь на одну и ту же вещь под разными углами. Во время боя у вас не будет возможности остановиться, спокойно подумать и принять решения. Вы должны… просто обязаны действовать молниеносно! Думать и действовать! Иначе…
Офицер, бывший преподаватель и просто очень опытный человек отвернулся, будто вспоминая что-то свое, слишком личное, чтобы говорить об этом во всеуслышанье.
— …умрете, — глухо закончил он. — Все, до единого.
«Сыч ведь не это хотел сказать».
Девушка, чувствуя тяжелое дыхание товарищей и сама с трудом переводившая дух после вынужденной пробежки, буквально спинным мозгом чувствовала, что их начальник не обо всем поведал. Далеко-о-о-о не обо всем. Что бы он там из себя не строил, но по лицу видно — мысли у него не особо приятные. Трагедия в далеком прошлом? Или за курсантов беспокоится? По крайней мере, половину важности у него разом убавилось…
«Да он же просто перед нами бравирует», — поняла Рей, подметив замутненность зрачков Сыча и его опущенные вниз плечи, и руки, свисающие, как хлысты укротителя тигров, — «а на деле он просто старик, решивший поддержать молодежь… Только вот наш доблестный офицер и с собой толком управиться не может».
Мощные лампы били по площадям, даром, что солнце уже вовсю опаляло верхушки деревьев, небо двигалась к просветлению, разгоняя редкие облака, а Сыч все говорил и говорил. Наверное, он подумал, что является неким подобием духовного отца академии, а может, просто хотел пообщаться с теми, кто младше, кто еще не успел попробовать эту жизнь на вкус… Всю ее горечь и обманчивую сладость мгновений.