— Что ты знаешь о девочках Брей.
Я открываю рот, чтобы ответить, но он снова заговаривает, прежде чем я успеваю.
— Будь откровенна со мной, малютка Бишоп, — предупреждает он. — Никакого дерьма.
Хорошо, хорошо.
Я выкладываю то, что узнала:
— Я знаю, что так люди называют девушек, которые проводят ночи с тобой или твоими братьями, или любым, кто заслужил имя Брейшо.
— Утром, днем, мы не разборчивы во времени суток, малышка. — Он злой и очень сосредоточенный. — Продолжай.
— Это девушки, которые находится в изоляции. Неприкасаемые для всех, за которыми следят все, чтобы они не делали то, что не понравится Брэй, или то, что не следует. По сути, они завернуты в пузырчатую пленку, только для этих мужчин.
— Временно, — выпаливает он.
— Правильно. — Я с презрением качаю головой. — Потому что они достаточно хороши для вашей постели, но не для вашего сердца.
Его челюсти сжимаются.
— Ты тот типаж?
— Ты никогда этого не узнаешь, — бросаю я в ответ, удерживая зрительный контакт в течение нескольких секунд, только чтобы отвернуться в следующий. Я смотрю в темноту, окружающую нас. — Ты можешь сейчас открыть дверь?
— Почему я должен это делать? — Его ботинки скользят по гравию под нашими ногами, его тело приближается. — Ты ведешь себя так, как будто тебе есть куда торопиться.
— Да. — Я поворачиваюсь к нему с серьезным лицом. — Уже десять.
Он смотрит на мгновение, проводя языком по верхней губе:
— Так это и есть магическое число, да? — Спрашивает он, разочарование замедляет его слова.
Я пожимаю плечами, заправляя свои распущенные волосы за уши:
— Ты подвезешь меня или нет?
Мышцы его предплечий напрягаются рядом с моим лицом, но я не смотрю на них. Я смотрю на него, и, наконец, одна за другой, его руки опускаются по бокам.
— Да, малютка Бишоп. — Он протягивает руку, открывая дверь, которую он, должно быть, отпер без моего уведомления. — Отвезу.
Он начинает обходить капот, и мое тело поворачивается вместе с ним, удерживая зрительный контакт, пока он не опускается на водительское сиденье. Я вытираю руки о штаны и проскальзываю внутрь. Ройс смотрит прямо перед собой, на его лбу запечатлелись тяжелые морщины, его левая нога покачивается. Он заводит машину, катится на полфута вперед, только чтобы сильно нажать на тормоза. Он выпрыгивает. Я не могу повернуть голову достаточно быстро, чтобы следовать, только замечая размытое пятно черной футболки, исчезающей в двери закусочной. Я падаю на свое место, просматривая окна заведения, не в состоянии видеть дальше своего собственного отражения. Проходит максимум минута, а затем он выбегает, возвращается и убирается со стоянки. Только когда мы припарковались у моего дома, голова Ройса поворачивается в мою сторону, но его взгляд прикован к моей входной двери.
— Твоя кузина, она собирается начать всё дерьмо против тебя, не так ли?
Я киваю:
— Наверное, да.
— Вот же сука.
— Определенно. — Я смеюсь. — У нее есть свои причины, так что это неважно.
— Не оправдывайся перед дерьмовыми, заносчивыми людьми, которые относятся к тебе как к дерьму.
Моя голова поворачивается к нему, и я ошеломлена серьезностью выражения его лица. Разочарование переполняет мои ребра, сжимая их.
— Ты ее не знаешь и не имеешь права судить её.
— И у тебя нет причин защищать ее. — Вспыхивает он. — Никто не должен подходить к тебе и думать, что это их право, унижать тебя, есть на то причины или нет.
— Представь, что бы ты почувствовал, если бы однажды кто-то появился на вашем пороге, и ваша жизнь изменилась за одну ночь. Буквально.
Что-то вспыхивает в его глазах, но он отводит взгляд, чтобы скрыть это.
— Я могу справиться с ней, — заверяю я, когда не уверена, что это необходимо.
— Она не справляется с ревностью.
— Киара, ревнует меня? — Я смеюсь, готовясь к выходу. — Это навряд ли.
— Это был не вопрос.
Раздражение сжимает мне горло, но я позволяю себе избавиться от него. Он понятия не имеет, что говорит. Киара не ревнует меня, у нее нет причин для ревности. Она великолепна, у нее есть друзья, которые заботятся о ней, дом, который она любит, город, в котором она может построить будущее. Жизнь. Цель. Все то, чего нет у меня.
— Не притворяйся, что не слышишь, — обвиняет он. — Прикидываться дурочкой непривлекательно.
— А предполагать, что меня волнует, что ты считаешь привлекательным, высокомерно.
— Не значит, что это неправда. — Он непримиримо пожимает плечами. Придурок из школы…
— Его зовут Фрэнки.
Он спокойно изучает меня долгое время, прежде чем сказать:
— Ушлёпок хочет тебя, и она видит это и ненавидит. Это дерьмо так очевидно.
— О да, она очень грустит по этому поводу. — Включаю сучку. — Так грустит, на самом деле, что взяла в рот член случайного незнакомца через пять минут после пробуждения. — Не отрываю взгляда. — Совсем не странно, правда?
Ройс смотрит на меня, а затем громкий смех вырывается из него. Он прислоняется к двери, полностью поворачиваясь ко мне лицом.
— Ну, удивила меня маленькая Бишоп, — он стирает улыбку. — Не ожидал, что слово с большой буквы станет твоим любимым существительным.
— Не ожидала, что ты знаешь, что такое существительное, так что мы квиты.
Он ухмыляется.
— Просто повтори, она сосала мой член.
Я открываю рот, но быстро закрываю его от низкого смеха, качая головой. Я бы сказала, что она скорее пыталась сосать его член, но неважно. Его покидает еще один глубокий смех, и я клянусь, на этот раз в моей груди становится тепло. Ройс делает быстрый глоток шоколадного молока, его внимание возвращается ко мне.
— Я бы, блядь, поклялся, что ты девушка с пенисом.
— Я полна сюрпризов, — отшучиваюсь я.
Когда я смотрю на него, он облизывает губы, переводя взгляд в сторону школы. Игривый стеб исчезает. Вновь обретенная тишина нервирует и длится несколько минут.
— Почему они не боятся твоего брата? — Внезапно спрашивает он.
Я не могу остановить боль, которая проявлялась, как я ни старалась, и Ройс замечает это. Осознание того, что его лицо вытягивается, вызывает беспокойство у меня в животе. Я пожимаю плечами, откидываясь на сиденье.
— Потому что наверно они должны знать о его существовании, чтобы начать бояться.
Я окидываю взглядом свой дом, луч света пробивается сквозь сломанные жалюзи.
— Мне не разрешено говорить о моей жизни до этого места, о том, почему или как я оказалась здесь. Прошло уже почти четыре года, и я ни разу не разговаривала с кем-нибудь о нем. До сегодняшнего дня с тобой. — Я оглядываюсь на Ройса, который смотрит в сторону, но его глаза встречаются с моими. — Я не могу быть собой, и я не могу говорить о себе… насколько это запутанно?
Тяжелая, неразделенная мысль затуманивает его карие глаза, сильное напряжение теперь написано на его лбу.
— Мне нужно, чтобы ты помнила, что я сказал, Бриэль. — Его глаза встречаются со мной и они внезапно становятся серьёзными. — Пусть эти придурки думают, что хотят. Не борись с этим, не пытайся изменить это или спрятаться от этого. Ты это ты. Они в любом случае будут судить тебя.
Я ищу в его лице признак отрепетированной речи или скрытого замысла, но ничего не получается. В голове путаница, но я почти желаю, чтобы дьявол внутри проявил себя, я не уверена, что делать с честной, вспыльчивой кокеткой внутри меня и неясными намерениями. Я не настолько глупа, чтобы предполагать, что этими намерениями движет только разрушение. Несмотря на это, его слова о прошлой ночи возвращаются, поэтому я шепчу их, что-то вроде: