— Танцуй — видит, что я не двигаюсь- Или без публики не заводит.
Становлюсь на подиум, только двинуться не могу. Тело не слушается. Парализовано. Так всегда, когда самое страшное случилось, но мозг еще не переварил, заблокировал.
— Сонь, тебе денег дать? Так не работается?
— Макар, все не так — пытаюсь достучаться, молю глазами.
— А как? Хотя ты права, то что я тебе дал, ты честно отработала. С усердием.
— Не надо, это по настоящему…
— Да ладно. Тогда в виде бонуса, элитному клиенту, напоследок — подходит ближе, дергая за волосы. Резко лицом к стене. Стягивает шорты, спуская к лодыжкам.
— Я не хочу так. Пусти — дергаюсь но его руки крепко удерживают.
— А ты думала, что за деньги красиво будет? Них**я — прижимает, вдавливая одной рукой в стену, другой расстегивает брюки — В таких случаях, дерут, как с**ку последнюю.
Хватает за талию, отпуская волосы, и насаживает на себя. Грубо, рывком, до боли. Вдалбливается, с шумом выплескивая воздух из легких. Слезы текут по щекам. Задыхаюсь. Не чувствую ничего, как со стороны смотрю. Не могу. Выдергивает член и за хвост стягивает меня вниз, заставляя запрокинуть голову. Ведет по нему вверх вниз и спускает сперму мне на лицо, размазывая по губам. Взгляд дикий, с болью и яростью наперевес. Присаживается на колени, прижимая к себе. И шепчет хрипло.
— Сонь, ты убила меня. Разнесла в клочья… — заглядывает в глаза. Прощается — Нет меня. Понимаешь.
Встает, застегивая штаны и уходит, оставляя меня биться в исступлении. Без слез. Внутри. А снаружи. Я так и сижу, смотря в одну точку невидящим взглядом.
Полчаса. Час. Отлепляюсь от стены, еле передвигая ноги, иду через коридор в туалет. Опираюсь на раковину. Из зеркала на меня смотрит тот, кем меня видит Макар. Шлюха. С разводами туши под глазами и засохшей спермой на лице. Ничего не исправить. Я его предала. Холодно пусто. Ничего не чувствую. От меня осталась только оболочка.
С яростью тру лицо, надеясь стереть то, что натворила. С ним. С нами. Отец был прав я мразь.
В гимерке переодеваюсь, сдираю, рву одежду в которой танцевала. Хорошо, что никого нет, не приходится объяснять. Все так же, замороженная, выхожу из клуба на парковке меня освещают фары, тупо пялюсь. Не соображая, что делать дальше.
Водитель выходит, хватая меня под руку.
— Гордеева… Соня… что случилось. Мне Макар позвонил, сказал дождаться тебя — не отвечаю. Он даже сейчас обо мне заботится. Прислал Кэда — Сонь, да ответь же.
Тянет, усаживая в машину.
— К Маку?
— Н..нет, только не туда — как ему в глаза смотреть. Чужие теперь.
— Домой — киваю — вы поругались что-ли?
— Расстались.
— Сонь дай ему время помиритесь.
— Нет, Кэд, все теперь.
— Да ты можешь толком объяснить? Он телефон выключил.
Прижимаю ладони к лицу, я даже плакать не могу, трясусь не от холода. Внутри все бьется.
— Сейчас температуру добавлю, согреешься. Расскажи, легче станет.
— Не станет Кэд. Не спрашивай. Пожалуйста, меня отвезешь и к Макару едь. Ему нельзя сейчас одному. Пожалуйста.
Кивает и прекращает расспросы. А я смотрю, как за окном проносятся здания с цветными огнями. Вижу их. Нет. Перед глазами любимое лицо. Только там больше нет нежности, страсти, только темнота. Черная дикая.
Паркуемся возле дома.
— Тебя проводить?
— Не надо, к Макару едь.
— Хорошо.
Открываю дверь своим ключом, с трудом попадая в замочную скважину. В коридоре меня караулит отец. Почувствовал, что защиты больше нет. Выражение лица не оставляет сомнений, что последует дальше. Мне все равно. Разуваюсь, желая добраться до кровати. Что бы накрыло, вырвалось на свободу погребая остатки того, что от меня осталось.
— Такая же шалава, как твоя мать. Тоже дрыгалась, пока не поимели ее, по кругу. Только умнее оказалась, сбагрила тебя на Наташку и повесилась. А нам этот позор за ней пришлось разгребать. Теперь за тобой. Лучше бы ты тоже сдохла тогда, но нет, живешь по мужикам прыгаешь. Что надоела своему ублюдку? Теперь с другим трахаешься — заносит руку, уже почти.
— Миша, что ты… — мама кидается на него, пытаясь остановить, отшвыривает ее как котенка.
Из меня вырывается смех. Сотрясая. Остановиться не могу. Смеюсь безумно. Съезжая на пол по стене. Истерика. До слез. Смех Мешается с рыданиями. Мышцы болезненно сжимаются в припадке.
Голоса прорываются как через пелену.
Отец:
— Вы больные. Обе.
Мама:
— Соня, остановись Сонь… Соня…
— Скорая на партизанскую 76.
Врачи:
— Что принимала?