Ты убила меня…. Разорвала в клочья… нет меня….
Слезы текут по щекам, пока я уже третий день жду его возле квартиры. Сижу на бетонном полу и жду. Прихожу после пар и сторожу до вечера. Что бы сказать прости… люблю. что глупая. Мне бы только увидеть, узнать, что все в порядке.
— Соня, ты что здесь… давно — Тимофей наклоняется, поднимая мою скорчившуюся тушку — пойдем, холодная совсем.
— Макар он… как… где он?
— Нормально Сонь, уехал Макар. Надолго — впускает в квартиру — Я за вещами. Кофе будешь? Я сделаю, погреешься.
— Нет, он обо мне… — не решаюсь задать вопрос.
— Нет, Сонь, не спрашивал.
На спинке дивана лежит его футболка, хватаю ее, заталкивая в рюкзак, пока Тимофей готовит кофе. Обвожу глазами квартиру, всхлипываю, потому что память беспощадна, накрывает меня моментами счастья. Я все запомнила.
— Сонь, он ключи тебе оставил. Я завезти хотел, после того как вещи заберу. Ты можешь тут жить, пока не получится отдельную хату снимать
— Я нет… не смогу…
— Отец дома, лучше здесь оставайся.
— Он уехал насовсем, мы теперь втроем.
— Хорошо, держи — протягивает чашку. Горячий напиток обжигает горло. Макар научил любить кофе, вливая по ложечке чередуя с поцелуем. Сейчас оно, как никогда горькое.
Молчим, пока пьем. Тим кружит по мне глазами. Изучает.
— Тим куда он уехал? — ставлю кружку и задаю вопрос, который меня мучает.
— Далеко Сонь. Тебе лучше забыть все. Дальше живи — Тим сочувственно поджимает губы.
— Ты знаешь что случилось?
— Знаю.
— Дрянью меня считаешь. Думаешь, я из-за денег.
— Нет Гордеева, дура ты, но дрянью не считаю- замолкает на секунду и добавляет- Он тоже не считает.
— Это Макар тебе сказал? — хватаюсь за ниточку, которая рвется тут же.
— Сонь, я его с детства знаю. Мне идти пора, закроешь за мной.
— Нет, я тоже ухожу — остаться здесь одной, это же запредельно. За гранью боли
— Ок. Тебя довезти? — отрицательно машу головой — Как хочешь. Гордеева я тебе по- дружески советую, переверни страницу. Хорошо. Все закончилось.
И все у меня нет выбора. Только сдаться, оставаясь там, где сейчас. Разбитой, одинокой, с невыносимым чувством вины и тоской, по тому что больше не вернется. И это все я сотворила сама.
— Соня, дочка хватит себя истязать. Я понимаю, первая любовь, но не единственная же. Все наладится. Забудется.
Я так не думаю. Вряд ли когда-нибудь позволю кому-то, прикасаться к себе.
— Мам, давай эту тему не будем поднимать больше. Хорошо.
Кивает, обеспокоено осматривая меня.
— Девочка моя, я спросить хочу. Мы не обсуждали больше, но … ты же знаешь, что ты мне родная и не важно, что не я тебя родила.
Я не зациклилась на этом. С отцом все понятно и ненависть его. Я ему не родная, да еще и похожа на женщину, причинившую ему боль. Где-то в глубине души даже приняла это. Не осталось ни одной нити, за которую он мог бы дергать. А женщина, которая меня родила, даже не знаю, как к этому относится. Она дала мне жизнь. И я вроде благодарна. Меня воспитала чудесная женщина, моя мама, и не было не малейшего повода желать другую. По сути, обижаться уже поздно, человека нет. Небольшое сомнение осталось, оно еще тревожило, почему не захотела быть сильной и жить ради меня. Теперь уже не спросишь. Остается принять как данность.
— Я знаю и ты моя мама. Я тебя люблю и Родьку. Мне теперь больше ничего не нужно. Мы справимся мам? — последнее прозвучало как вопрос к себе, я сейчас не была уверена.
— Конечно все пройдет. Ты кушать будешь, я твои любимые блинчики приготовила с творогом.
— Нет мам, спасибо, я спать пойду — целую ее в макушку — Люблю тебя.
— И я тебя, отдыхай Сонечка, а я телевизор посмотрю.
Глава 26
— Суд приговорил, признать виновным, Лютаева Макара Станиславовича в совершении преступления, предусмотренными статьей 111 УК РФ. И назначить наказание, в виде лишения свободы, сроком два года и три месяца, с отбыванием наказания в исправительной колонии общего режима.
Судья монотонно зачитывал приговор, не выражая ни капли эмоции. Кроме адвоката и прокурора в зале никого не было. Я запретил родителям и друзьям появляться на заседании. Мне это не к чему.