— И если им удастся спасти членов королевской семьи, то они не будут лишены уважения, — продолжил знакомый глубокий голос, когда Гэндальф нырнул в палатку, чуть склонившись, чтобы не сбить свою шляпу. — Умный ход, Бильбо. Не стоит недооценивать хитрость ширского народа, мастер Нори.
Бильбо хрипло засмеялся — далёким от того искреннего и полного светлой радости, который Торин слышал в прошлом, смехом.
— Кража столового серебра драгоценными родственничками и не такому научит.
Нори позвал Бофура и Дори на помощь, и втроём они раскрыли палатку, впуская внутрь холодный северный ветер. Это был ужасный холод, пробирающий до самых костей, и одновременно принёсший столь желанное спокойствие. Торин вспомнил далёкие дни детства, проведённые за играми в снегу. И весну, пришедшую на смену суровой зиме, когда вода, скованная льдом, снова начинала журчать — чистая и холодная, приносящая жизнь в спящую землю.
Он так сильно желал, чтобы Бильбо смог увидеть Эребор в дни его величия. Теперь же всё, что Торин мог предложить хоббиту: руины горы, припорошенные первым снегом. Больше у него ничего ни было. Казалось, что на протяжении всего путешествия время было против него, но Торин никогда не чувствовал его недостатка так остро, как в этот момент.
Гэндальф, тихо напевая себе под нос, протянул свою сморщенную руку над кроватью гнома.
— Я не могу дать тебе того, в чём ты нуждаешься, Торин Дубощит, но я верю, что у меня достаточно сил для этого.
Его бормотание было едва различимо на фоне пения Трандуила, но это не уменьшило влияния древней силы. Боль Торина развеялась, словно дым. Дыхание стало тихим и спокойным, а не наполненным удушающими хрипами. Он был всё таким же раненным и слабым гномом, но туман, плотно окутывающий его разум и зрение, исчез, и Торин смог, наконец, рассмотреть уставшее лицо волшебника. Цена его усилий была очевидна. Торин смог чуть приподнять голову, прежде чем снова откинулся на подушки.
— Спасибо, старый друг.
Гэндальф приподнял брови.
— Старый друг? Я? — Заворчал волшебник себе под нос, задумчиво постукивая основанием своего посоха по земле, прежде чем черты его лица смягчились, а голубые глаза засияли тёплым светом. — Действительно старый друг, Торин. Как и ты для меня.
— Что ты сделал? Он… — пальцы Бильбо дёрнулись к повязкам гнома, но он остановил себя на полпути, так и не коснувшись ран. — Ты исцелил его?
— Нет, Бильбо. Я приглушил его боль, но, боюсь, на весьма короткое время. Большего сделать я не могу, — Гэндальф вздохнул и покачал головой. — Я сомневаюсь, что смог бы залечить его раны, даже будь у меня все мои силы.
Торин отвернулся, не в силах смотреть на вспыхнувшую в глазах хоббита надежду, тут же смытую волной правды. Он сожалел о том, что привёл хоббита сюда, где всё, что его окружало, было мертво или доживало свои последние минуты. Это было не место для создания из Шира. Бильбо стойко выдержал все испытания, что встретились им на пути, и Торину не к чему было придраться. Он просто хотел избавить его от столь печальной концовки.
Внезапный, наполненный болью крик раздался со стороны Кили, и Торин дёрнулся на постели, наполовину приподнявшись, прежде чем раны напомнили о себе. Его племянника била крупная дрожь. Лицо молодого гнома блестело от пота, а сквозь губы вырывалось хриплое дыхание вперемешку с мутной жидкостью. Густая чёрная жижа оказалась на полу, когда Кили перевесился через край кровати, выплевывая её на пол, чуть не зацепив одежды Трандуила.
— Что ты с ним сделал? — спросил Торин, нахмурившись, поскольку эльф не ответил, продолжая петь полушепотом, не отрывая рук от молодого гнома.
— Он удаляет яд, — ответил вместо отца Леголас, вливая между губ Фили тёмно-красную жидкость. — По-другому раны не заживут.
Эльфийка — Тауриэль, напомнил себе гном, — бросилась в сторону Кили, когда Торин не смог даже встать с кровати. Она начала сдирать грязные повязки с ран молодого гнома, отбрасывая их в сторону и обнажая последствия орочьего клинка.
Через несколько минут Оин присоединился к ней, держа в руках чистые повязки, различные травы и пустые миски для их смешивания.
— Дори, Глоин, помоги принцу Леголасу с Фили. Парень, всё, что тебе нужно, они достанут в тот же миг.
Палатку наполнила странная смесь гладкого и чистого синдарина и квенья эльфов, и словами рваного всеобщего, произносимого глубокими и грубыми голосами гномов. Впервые Торин слышал два разных народа не спорящими и не орущими друг на друга. Они работали вместе без взаимных претензий, объединенные общей целью: вытащить Кили и Фили из цепких лап смерти.
— Она чистая! — Облегчение в голосе Тауриэль было физически ощутимо. — Его рана чистая!
— В его груди всё ещё остался яд, но через пару часов и он исчезнет, — пробормотал Трандуил. — Ты хорошо справилась. Без твоей помощи он бы ушёл из этого мира ещё несколько часов назад.
— А сейчас? — Её голос задрожал, наполненный страхом. Эльфийка оторвала взгляд от молодого принца, и с надеждой посмотрела на своего короля. — Он будет жить?
На мгновение губы Трандуила озарила улыбка, далёкая от всем знакомой усмешки, и он с еле заметным облегчением опустил руки вдоль туловища. Длинные волосы скользнули по его плечу, когда эльф чуть склонил голову, и его слова, казалось, достигли самих богов.
— Он будет жить.
Мир затаил дыхание. Не было слышно даже шума ветра, когда слова короля эльфов покинули пределы палатки. Кокон страха был разбит громким ликованием — сначала членов Компании, самых близких и дорогих, а после к ним присоединились крики толпы. Люди, эльфы и гномы стояли бок о бок, сдерживаемые Двалином и его стражниками. Торин не заметил, когда они собрались, но теперь, вглядываясь в чуть расплывчатое море лиц, он знал, что все они стали свидетелями переломного момента в истории двух великих народов.
— Отец? — Голос Леголаса затерялся среди шума толпы, но напряженное выражение его лица говорило громче любых слов, которые он мог произнести. Его руки зависли над телом Фили, но не на ране, которую оставил после себя клинок орка, а на голове. — Его рана чистая, она начала заживать благодаря хорошей работе гномов, но…
В мгновение ока Трандуил оказался у кровати молодого принца. Торин разбирался в эльфийской магии не больше, чем в жизненных путях волшебников, но зато он увидел беспокойство, которое проскользнуло на лице Трандуила. Эльф положил свою изящную ладонь на гладкий лоб Фили, пробормотал несколько слов, прежде чем замереть, как будто внимательно вслушиваясь в ответ, который никто кроме него не смог бы разобрать.
Наконец, Трандуил отступил на шаг от кровати принца и жестом указал своему сыну занять его место.
— Кронпринц всё ещё с нами. Он не безнадежен, хотя, возможно, ещё один час, и он ускользнёт от нас.
— Ты можешь помочь ему? — захрипел Торин, морщась, когда боль снова зашевелилась где-то между ребрами, заставляя его откинуться на подушки. Гном почувствовал, как последний дар Гэндальфа растворяется в темноте, которая снова начала втягивать его в свои объятья. Он не хотел уходить. Торин всем сердцем желал остаться и украсть у этой жизни еще пару мгновений, но мир плавно терял свои краски, исчезая во тьме. Боль медленно скользила змейками между рёбер — к шее, перехватывая дыхание.
— Торин?
Крошечная ладонь Бильбо всё ещё сжимала руку Торина. Король почувствовал, как другая ладонь присоединилась к первой, сжимая пальцы в дрожащей хватке. В теле Торина не осталось сил, чтобы вернуть жест или хотя бы открыть глаза и взглянуть на Бильбо в последний раз. Он был рабом собственного тела, которое не могло произнести ни единого слова, чтобы успокоить собственного друга.
Вокруг поднялся шум: испуганная и сумбурная речь вперемешку со стуком различных мисок и склянок. Кто-то с силой сунул между его губ что-то сладкое и чуть приторное на вкус, из-за чего гном снова смог дышать.