Торин глубоко и обреченно вздохнул, услышав поблизости звонкий смех, и перевел взгляд на Кили. Его племянник приподнялся на локтях, чтобы получше рассмотреть владельца. Как будто в этом была необходимость. Ни один гном или человек, не смог бы быть источником такой радости.
Другой смех, более глубокий, присоединился к первому, принося Торину спокойствие. Это был звук, который он нечасто слышал в последние несколько месяцев, и гном понял, что отзеркалил позу своего племянника, когда наткнулся взглядом на светлые кудри.
Бильбо сидел спиной к гному, перевесив ноги через открытый край телеги. Эльфийка шла рядом с ним. Ее щеки покраснели от холода, а волосы спутал ледяной северный ветер. Она сосредоточила все свое внимание на Бильбо, по-видимому, наслаждаясь его компанией.
Казалось, между ними зародилась легкая дружба, рожденная из общих переживаний и попыток спасения жизни членам королевской семьи. Теперь, когда Бильбо знал об изгнании Тауриэль, было логичным, что они сдружились. Они оба были единственными в своем роде среди всех тех, кто направлялся в Эребор. Тауриэль была единственным эльфом, а Бильбо, с тех самых пор как он ступил за границы Шира — хоббитом.
Торин улыбнулся. Было приятно снова услышать смех Бильбо.
— Ты безнадежен, — прошептал Фили, так, чтобы только дядя и брат смогли его услышать. — Nungbuhâ. Вы стоите друг друга.
Торин закатил глаза, когда любимое оскорбление его сестры сорвалось с губ молодого гнома. Любимый идиот. Действительно. Она всегда называла его так, когда считала, что он делает что-нибудь глупое, но милое. И ничто, ни возраст Торина, ни корона на его голове не останавливали ее от этого высказывания.
— Я не так уж и безнадёжен на фоне Кили, — пробормотал в ответ Торин, ложась обратно и подталкивая своего племянника в плечо, когда тот разразился ярким заразительным смехом. Гном почувствовал, как все вокруг обратили на них внимание. Торин уставился на небо, боясь повернуть голову, и встретится взглядом с Бильбо. Один взгляд в теплые, добрые глаза хоббита: и гном будет совершенно потерян.
Если этого уже не случилось.
— Ты прав. У тебя дела обстоят намного хуже, чем у Кили, — Фили повернул голову в сторону и поморщился. Его рана все еще причиняла ему боль. — Кили и Тауриэль, по крайней мере, разговаривают друг с другом, когда у них появляется такая возможность.
— Фили! — Зашипел Кили на своего брата в ответ. Было ясно, что он не хотел продолжать этот разговор перед своим дядей.
Но, похоже, у Фили были другие идеи на этот счет. Это было совсем на него не похоже. Обычно Фили был более сдержанным, чем его брат. Он был намного умнее своих лет, и все внутри Торина замерло на мгновение, когда он подумал, что травма головы отняла все это у его племянника. Но страх прошел, когда веселая улыбка Фили вздрогнула, а в глазах ярким пламенем разгорелась решимость довести начатый разговор до конца. До Торина дошло, что это была не просто болтовня его племянника, а нечто большое.
— Дядя не видел того, что есть у меня, Кили. Он не знает…
Кили захрипел и широко распахнул глаза, прежде чем крепко их зажмурить и застонать. Возможно, если бы его раны были не такими серьезными, то он бы сбежал из телеги. Младший племянник Торина столкнулся с орками, варгами, гоблинами и пауками за время их путешествия. Но на его лице ни разу не было такого страха. Он выглядел так, словно хотел оказаться где угодно в этот момент, хоть с теми же пауками в Сумеречном лесу, но только не со своим дядей.
Возможно, Гэндальф ошибся, и Кили все-таки опасался неодобрения Торина.
Небольшая часть гнома радовалась этому. В течение долгих лет дед Торина учил его, что любая связь с эльфом не может принести ничего, кроме стыда. В глазах Трора такая привязанность противоречила самым законам природы.
Но Торин не был своим дедом. И для всех них настало время перемен. Он никогда не отвернется от Кили во имя сохранения старых предрассудков.
— Ему не нужно об этом знать, — прошептал Кили, с зажмуренными глазами и крепко сжатыми, до побледневших костяшек, пальцами.
— Ты правда думаешь, что я не знаю о тебе и эльфийке? — Торин устало вздохнул. — Или что я поверю в то, что она сделала все это из-за уважения к тебе или к твоим навыкам лучника? — Гном на мгновение замолчал, прежде чем выложить всю правду, с которой тянули его племянника, кружа вокруг и около. — Ты действительно веришь в то, что я не знаю, кому ты отдал лунный камень, подаренный матерью?
Даже Фили выглядел удивленным познаниям Торина. Он почувствовал на себе взгляд своего старшего племянника и старался не улыбаться. Было приятно знать, что он все еще может удивить этих мальчиков, которые считают себя взрослыми гномами.
— И, зная все это, — начал Кили напряжённым голосом, — ты позволил ей остаться?
Торин повернул голову, наконец, встречаясь взглядом с Кили. Его племянник крепко сжал челюсть, готовый к любым словам, что будут сказаны в его сторону. Часть Торина жаждала увидеть его таким. Сильным и независимым гномом, который готов стоять до конца, чтобы защитить тех, кого он любит.
— Да, — Торин стиснул зубы, пытаясь разобраться в ворохе мыслей, что не один день гложили его разум. Он не завидовал Кили, который так сильно привязался к эльфу, но Торин так же не мог отрицать того, что он не одобрял этого. Впрочем, Кили всегда нравились необычные или новые вещи.
Нет, Тауриэль не была вещью или очередной прихотью его племянника, понял Торин, пытаясь выдернуть эту мысль из-под слоя старых обид и подозрений. Голос, до жути похожий на голос его деда, прошептал, что она была шпионом, которого Трандуил направил собирать информацию об Эреборе. Возможно, так оно и было, но Торин ни разу не видел, чтобы она обменялась со своим королем хотя бы парой слов. На самом деле, она редко говорила даже с другими эльфами, подтверждая слова Леголаса о своем изгнании.
— Ты… ты одобряешь это? — спросил Кили с сомнением в голосе. Торин с усилием подавил слова отрицания, понимая, что они не принесут ничего кроме разногласия в их семью, и, в конце концов, когда-нибудь Леголас станет королем.
— Даже если бы и возражал, что тогда? — Торин приподнял бровь и покачал головой, в ответ на хмурый взгляд Кили. — Это не так просто, как кажется. Я мало что знаю о ней. Я не знаю, какое ремесло она предпочитает, ничего не знаю о ее семье и родственниках. Я не знаю даже того, сможет ли она жить в горе окружённая сплошным камнем, вдалеке от леса и света звезд. Я не могу сказать, как она будет относиться к тебе, теперь, когда опасность миновала. Но я думаю вам обоим нужно время, чтобы открыться, друг другу, — гном глубоко вздохнул, наслаждаясь видом свинцового неба и звуками жизни вокруг, — и я не вправе отбирать у вас такую возможность.
Торин терпеливо ждал, пока кто-нибудь из племянников упрекнет его в том, что еще неделю назад он бы сказал совсем по-другому. Что он был бы против такого спутника для кого-либо из них, не видя ничего, кроме заостренных ушей и серебряных мерцающих глаз. По правде говоря, было нелегко увидеть потенциал и достоинства Тауриэль. Торин был уверен, что если бы не Кили, то он бы и не проложил никаких усилий для этого.
И если бы не Кили, то у эльфийки ни было бы причин помогать им.
Грубые пальцы на мгновение стиснули его руку, и Торин чуть улыбнулся, сжимая в ответ ладонь Кили. Он чувствовал, как трясется его племянник, и как напряжение медленно покидает тело молодого гнома. Кили был готов бороться за чувства, что расцвели в его сердце. Торину стало интересно, что бы случилось, если бы он отказал просьбе Леголаса. Обратился бы к нему Кили от имени Тауриэль? Или ушел бы вместе с ней в суровые объятья зимы? Или он бы замкнулся в себе, отказавшись от солнечного света, чтобы стать еще одним солдатом в залах Эрабора?
Торин надеялся, что он никогда не узнает этого.
— Ты сам расскажешь все своей матери. Я не буду принимать в этом участия.
Торин улыбнулся, услышав громкий и яркий смех Кили вперемешку с хриплым смешком Фили. Маловероятно, что Дис будет против. Она всегда ставила счастье семьи на первое место, и Торин знал, что это никогда не изменится. В конце концов, он обещал своей сестре вернуть мальчиков домой живыми, и слава Махалу, ему это удалось. А вопросы сердца никогда не были его прерогативой.