— Ты думаешь, что кто-то может попытаться…
— Перерезать ему глотку? — Двалин приподнял одну бровь. — Да, полурослик. Это политика, хотя я и не силён в ней. — Гном усмехнулся, выглядя так, словно ему было плевать, кто и, главное, что думает по этому поводу. — Я бы хотел, чтобы кто-нибудь попытался это сделать.
— Ну, Бильбо, ты идёшь?
Яркий солнечный свет проник в палатку, когда Балин распахнул створки входа и вопросительно уставился на Бильбо. Свет разогнал тени, нависшие над Торином и принцами. Хоббит вздохнул. Он решился. Здесь он мог только беспомощно наблюдать и ждать, чем закончится драма, разворачивающаяся перед его глазами. В противовес этому, на залитой кровью земле за пределами палатки, он мог найти помощь. И он сделает это.
Не ради людей, гномов, эльфов или даже самого себя.
Ради Торина.
***
========== 2 глава. Бездна забвения ==========
***
Боль зарождалась где-то внизу живота, стальными лозами прорастала к рёбрам и со всей силы сжимала сердце. Каждый его удар гулом отдавался в груди, а каждый вздох казался глотком раскалённого железа. Не то, чтобы Торину было с чем сравнивать. Потрёпанные образы и далекие звуки прорывались сквозь тьму, что коконом окружала гнома. Страх ушёл, оставив после себя опустошение и желание отдаться в тёплые руки тьмы, что так нежно обволакивала его, целовала в лоб и шептала обещания мира и спокойствия.
Было бы облегчением скользнуть в тёплые объятья тьмы, где ни свет, ни боль жизни не смогли бы достать его. Но тело было упрямей разума. Клинок Азога, возможно, и проткнул его насквозь, но он даровал медленную смерть. Торин ещё не скоро окажется в чертогах Махала.
В отличие от его племянников.
Когда нахлынула новая волна боли, выворачивающей внутренности, гном открыл глаза и попытался сфокусироваться на мире вокруг. Торина тут же окружил холод, пробирающий до самых костей. Маслянистые лампы дрожали на ветру, что врывался в палатку с улицы, отбрасывая резкие тени. Торин пытался понять, как его разум, поглощённый жаром и безумием, может воспринимать всю эту информацию.
Его пальцы слабо дёрнулись, пытаясь то ли протянуть руку к столь притягательной тьме, то ли отогнать её. Но у его тела были другие идеи на этот счет. Усталый вздох раздался справа от него за миг до того, как Торин почувствовал крепкую хватку у себя на плече, которая выцепила его с мрачных вод забвения, назад к свету, подальше от сладких речей, которые гарантировали избавление и вместе с тем — смерть.
Гном узнал руку — не маленькую Бильбо, а мясистую и сильную, которую он виделв течение всей своей жизни: чаще всего крепко обхватывающей топор или меч. На мгновение всё расплылось у Торина перед глазами, но он упрямо пытался сосредоточиться на лице перед собой. Когда он всё же увидел знакомого гнома, то пожалел, что не может просто снова закрыть глаза.
Улыбка, столь редкая для его друга, не осветила лицо Двалина и не разогнала грусть в его глазах, как бывало после битвы, когда они оба понимали, что снова выжили. Борода, обычно заплетённая в строгие косы, была запутанная и грязная. Доспехи гнома были в крови, болоте и один Махал знает в чём ещё. Засохшая кровь на теле Двалина наполовину скрывала смелые линии татуировок, которые покрывали всё его тело. Под глазами залегли тени прошедших дней.
— Фили, — захрипел Торин, сломано и жалко, столь драгоценные имена. — Кили.
В его словах не было ни вопроса, ни надежды. Он виновен в их смерти. Он и только он. Кого Торин мог ещё винить? Гном мечтал о возвращении потерянного королевства, и его племянники выросли на историях о Эреборе. И вот к чему это привело их. Они погибли не за могучий Город-под-Горой, а за горстку камней, пепла и драконьего дерьма. И теперь их ждал только холод каменной гробницы.
Торин ждал, что Двалин склонит голову в сожалении и пробормочет знакомые и никому не нужные слова сочувствия. Он точно не был готов к тому, что массивные плечи передёрнуться в немом раздражении, и гном укажет пальцем в другую сторону палатки.
— Они живы, Торин. Как и в прошлый раз, что ты спрашивал. И в тот, что был ещё раньше.
Торин нахмурился. Его воспалённый разум пытался понять слова Двалина. Он уже просыпался раньше? Гном попытался вспомнить моменты, о которых говорил Двалин, но всё было тщетно. Он даже не мог понять, где заканчивались его сны, а где начиналась реальность. Единственное, что чётко отпечаталось в разуме Торина: лицо Бильбо, его тихий шепот и холодные руки. Почему никто из Компании не усадил его у очага, чтобы тот согрелся?
— Двалин, они погибли. Я видел это собственными глазами…
Двалин приподнял брови; бусы в его волосах зазвенели, когда он яростно покачал головой.
— Ты видел то, в чём пытался убедить нас кусок орочьего дерьма. Они всё ещё живы, Торин, — Двалин усилил хватку на плече. — Послушай, что я тебе сейчас скажу. Кили и Фили всё ещё с нами. Как и ты.
Тепло и облегчение, столь непривычное, разлилось в груди Торина, на время затмив собой боль. Они живы. Его племянники живы. И если бы у него было больше сил, чем нужно на то, чтобы просто приподнять голову, он бы уже был у их постелей.
Двалин нахмурился и покачал головой, должно быть, поняв его намерения.
— Не делай ничего из того, что пришло в твою глупую голову, — предупредил он. — Потому что Оин сдерёт с меня шкуру. Живьём.
Торин закрыл глаза, пытаясь собрать мысли и силы в кучу. Ему понадобились огромные усилия, чтобы чуть подвинуть руку и схватить запястье Двалина. Но это стоило того. Гном почувствовал под своей рукой могущество и силу, на которую всегда мог положиться: как в жизни, так и на пороге смерти. Двалин наблюдал за Фили и Кили практически каждый день, начиная с момента их рождения. Он будет присматривать за ними днём и ночью в будущем, и с его помощью они исцелятся и поднимут Эребор из пепла. Торин не мог просить о большем.
Кроме…
— Взломщик?
Хриплый смешок Двалина напомнил Торину о бочонке эля, распитого на двоих у костра, о непристойных шутках и ярком глубоком смехе. Это было эхо из их далёкого прошлого, редко слышимого в последнее время. И король со всех сил боролся с тьмой, снова подступающей к нему со всех сторон, чтобы запомнить лицо своего старого друга. Возможно, видимое им в последний раз.
— Бродит где-то с Балином. Но я думаю, что они скоро вернутся, — белозубая улыбка сверкнула во мраке. — Он будет рядом к тому времени, как ты снова проснёшься.
Твёрдая убеждённость скользнула в словах Двалина, как будто он был уверен, что этот следующий раз наступит. Они оба знали, что это было ложью. Двалин видел слишком много битв, чтобы поверить, что Торин выживет. И даже если его друг мог соврать сам себе, то Торин видел своё будущее с пугающей ясностью.
Он умирал.
Торин был уверен, что его действия станут благородными и доблестными с помощью изящней лжи писцов. Его воспоют в легендах как одного из самых великодушных и бескорыстных гномов. Но это было единственное, что сейчас могло сделать его слабое тело. Последний приказ.
— Он останется, — захрипел Торин, ненавидя себя за столь слабый и дрожащий голос. — Хоббит остаётся, Двалин. До тех пор, пока он этого хочет. Он не изгнан, и никто… слышишь Двалин? Никто не смеет относиться к нему с презрением.
Если бы Торин был сильнее, то непременно бы нахмурился в ответ на изумление, написанное на лице своего друга. Как бы там ни было, он смог только захрипеть от боли, когда Двалин склонил голову в ответ на приказ.
— Я услышал тебя, Торин. Он остаётся, и никто не причинит ему боли. Бильбо будет под защитой нашей Компании. Я даю тебе слово.
Когда Двалин поднялся на ноги, то стал не более чем размытой тенью в свете ламп. Он возвышался над Торином и, казалось, занимал собой всё пространство вокруг, но в его действиях не было ничего угрожающего. На лице гнома было задумчивое выражение, но куда бы не привели гнома его мысли, он не стал делиться ими с Торином. Вместо этого он выпрямился и сжал кулак напротив сердца.