— Чем черт не шутит. Пустите его, товарищ лейтенант.
И лейтенант пустил. Казухов вылез из окопа и пошел в сторону немцев. Те тоже с интересом следили за событиями. Солдат с коробкой сигар положил автомат на землю и пошел навстречу Казухову. В нейтральной зоне они встретились. Оказалось, что немец знает несколько слов по-русски. Закурили. Казухов впервые взял в рот настоящую сигару. Но докуривать он не стал. Вдруг он выхватил у немца коробку и побежал к нашим окопам. Перепугавшийся немец тоже кинулся в свой окоп. Обошлось без стрельбы и без жертв, одним смехом. Сигары тотчас разошлись по рукам, а пустую коробку выбросили за бруствер.
Ночью Казухова арестовали и увели в СМЕРШ. Продержали там несколько дней. Отпустив, наказали:
— Если еще раз что-нибудь такое, пристегнем и сигары. Смотри!
Через несколько дней, сидя в засаде со своим напарником, Казухов отполз за кусты, намочил пилотку и сквозь нее выстрелил себе в ногу. Он надеялся, что напарник унесет его к своим. Между тем начался бой, и напарника убило. Казухов остался на поле боя один. Он истекал кровью. Индивидуальный пакет не помогал. Чувствуя, что уходят силы и что он вот-вот потеряет сознание, самострельщик пополз назад. В сознание он пришел на немецком перевязочном пункте. Вокруг него хлопотали врачи. Казухов стал тем «языком», ради которого на этом участке противник и затеял разведку боем.
Дальше — еще проще: трехмесячное обучение в специальной школе и первое задание — сброситься на парашюте в горы и подготовить местное население к встрече с немцами. Сделать все, чтобы горцы не уходили партизанить. Когда гитлеровцы подойдут к Кавказу, внушать населению, что германские войска несут освобождение угнетенным малым народам.
Казухов не сомневался в скорой победе гитлеровцев. Он знал о крупном наступлении немцев на Дону, поэтому, не распространяясь, твердил Чоке одно и то же: попал к немцам раненый. Был в плену. Не мог отказаться, когда ему предложили сброситься на парашюте, потому что тосковал по горам. Он снова повернулся в сторону снежных вершин и склонил голову, как бы выражая сыновнюю любовь к родной земле.
— Кто любит Родину, тот ее защищает. А предатель...— раньше Чоки подытожила Апчара допрос.
Но Чока чутьем понимал, что «хъачабз» не мог вернуться с пустыми руками, а вот с чем он вернулся — неизвестно. И один ли он? Или выброшено сразу несколько групп? Как они связаны между собой и со своими хозяевами?
С какого конца Чока ни заходил, ничего не удавалось выудить у пленного. Неопытный был допросчик Чока. Казухов не хотел говорить даже, где спрятано его имущество.
Между тем тимуровцы, счастливые и шумные, возвращались на ферму. Они несли целые охапки трав, которые Ирина Федоровна предварительно рассортировала. Но перед самой фермой произошло еще одно событие, которое свело на нет все труды Ирины Федоровны по сортировке целебных трав.
Мальчишки, которые оставались при Анчаре и, значит, не собрали ни одной травинки, решили наверстать упущенное и внести свой вклад в общее дело. Они бойко шныряли вокруг, ища травы. Вдруг они выскочили откуда-то из обрыва, держа в руке каждый по пистолету.
— Ура! Оружие! Мы нашли!
Юные сборщики трав побросали на землю свою добычу и бросились к мальчикам. Через минуту весь отряд вооружился с головы до ног. Про траву было забыто.
С гиканьем и криком мчались тимуровцы к ферме, размахивая пистолетами, автоматами и гранатами.
Но Чока прикрикнул, и все оружие было сложено к его ногам.
— Где взяли?—строго спросил Чока.
— Там, около берега. Там патронов целый ящик.
— И бомбы!
— И еще большой черный ящик!
— И книги. Связанные пачками.
— И какие-то провода.
Вскоре все трофеи были сложены вместе. Черный ящик оказался радиостанцией, а пачки книг — листовками.
Чока больше не стал допрашивать диверсанта. Понял — крупная птица. Уж если его так хорошо снарядили, значит, он связан с другими диверсантами, а распутать и размотать этот клубок у Чоки не хватит ни уменья, ни сил. Тут нужны профессионалы.
Мутаев погрузил в автомобиль пленного, все трофеи, вооружил своих людей вместо ружей немецкими автоматами и помчался вниз, в Нальчик. Бахов там разберется.
Чока довольно улыбался всю дорогу. Не взяли в Нац-дивизию, а он сам добыл оружие. Теперь все увидят, чего стоит Чока Мутаев!
• ГЛАВА ВТОРАЯ
БАХОВ, КУЛОВ И СОСМАКОВ
Лашйн! Где ты, Лашин?! Эй, где ты, хозяйка фермы? — Бекан не слезал с элитного жеребца-красавца. Горячий Шоулох плясал под ним. Из розовой, растянутой уздой лошадиной пасти вырывался пар. Бекан уже не звал Апчару по имени. После того как республику облетела весть о разгроме шпионской группы, все стали называть Апчару по имени легендарной кабардинки, которая победила татарина-силача. Лашин, переодевшись в мужское платье, вышла на круг, предназначенный для единоборства. Она подбросила татарина кверху, подставила ему под живот большой палец, и противник с распоротым животом упал на траву. Так Лашин своим мужеством избавила родной аул от позорной дани, которую кабардинцы ежегодно платили крымскому хану, отдавая в рабство девушек и парней.
Апчара тоже спасла чопракцев от гибели. По слухам, шпионы хотели отравить реку Чопрак у самых истоков, чтобы погибло все — и люди, и скот. Остался бы красивый край в его первозданном виде — приходи и живи.
Бекан думал, что выйдет Апчара из домика, где живут доярки, а она появилась из телятника.
— Я здесь, тамада! Будь гостем! Все нас забыли совсем. Сорок юбок и ни одной папахи. Обещал прислать мне замену. Клянусь аллахом, сил нет.
Жеребец под Беканом завертелся на месте.
— Как раз об этом и скажешь сегодня. Давай закладывай своего Шагди. Поедем туда.— Бекан плеткой показал наверх в сторону штаба, на зеленые склоны гор.
— Куда?
— Разве спрашивают, «куда»? А еще зовешься Ла-шин. В старое время как было? Постучат ночью в окно, скажут: седлай коня! Бежишь на двор и седлаешь. На ходу вспрыгиваешь в седло, скачешь, куда все. В погоню — так в погоню, за невестой — так за невестой. И боже сохрани спросить — куда? Подумают, что ты трус, в другой раз настоящие джигиты в твое окно уж не постучат. А ты сразу — куда?! Ну не сердись, я шучу. Как твои телята, оттаяли? Зашевелились, как мухи, обогретые солнцем. Молодец, молодец, я все знаю. А редко езжу, потому что я за тебя спокоен. Питу давно был?
— Привез пачку готовых бланков на списание падежа.
— Что поделаешь. Нет у нас зоотехника. Ну давай, запрягай своего Шагди.
— Кому мы так понадобились, тамада?
— Начальству. Всех собирают в штабе пастбищ.
Апчара подивилась, что отец исполняет распоряжения
сына. Ведь, по кабардинскому обычаю, кто зовет к себе, тот и старший. Правда, Бекан не родной отец Чоки...
Шагди под навесом всегда в упряжке. Апчара сняла торбу с лошадиной морды, выкатила на своей таратайке. Жеребец, почуяв другую лошадь, заволновался, начал хлестать себя чистым шелковистым хвостом, запе-ребирал тонкими нервными ногами.
Тронулись по горной дороге. Верховой конь не хочет идти рядом с гремящей таратайкой, норовит укусить запряженную клячу. Бекану приходится одергивать своего красавца. Но одергивает он его, словно ласкает. Любит седельщик Бекан хороших, породистых лошадей!
— Разве Чока сам не мог приехать сюда? У него же машина.
— При чем здесь Чока? Неужели этому сопливцу я позволил бы звать к себе отца?! Ты, конечно, другое дело. Ты ему пока подчиняешься, и даже дважды — как начальнику штаба и как комсомольскому вожаку.
Апчаре показалось, что Бекан нажал на слово «пока» и при этом взглянул на нее как-то странно, чуть ли не подмигнул, но она не стала докапываться, был ли еще какой-нибудь смысл в его словах.
— Чока и сам — совместитель. Присылает мне сразу по две директивы. Одну как секретарь райкома, другую как начальник штаба. Бумажки разные, а подпись одна.
— Ты шпионов-то поймала по какой директиве, как комсорг или как завфермой?
— Не так и не эдак,— засмеялась Апчара.— У меня