Сломанная ромашка
- Я знаю, ты хочешь, чтобы я умер от истощения, чтобы ты могла найти себе нового мужа.
Довольная кошачья улыбка на губах Риты меркнет. Словно на большое душное вечернее солнце набегает где-то в вышине крошечное облачко. Я почти ощущаю запертый в ней гнев. Кошка-Рита подрагивает невидимым хвостом. Пальцы чуть напряжены - словно она разочарованно втянула выпущенные в порыве страсти коготки.
- Прости, - говорит она, поднимаясь с постели. - Я не буду так больше.
Она идет в ванную, почти бесшумно. Под босыми ступнями шепчет паркет.
А я лежу, совершенно вымотанный, и думаю, чего она больше не будет. Что она обещает мне и сама себе этой глупой фразой.
Когда мы только поженились, мне даже нравилось это в ней. Девочка-институтка, скромница, тургеневская девушка на людях. Отчаянная фурия, страстная, властная. Только со мной. Только моя. Ее ненасытное, постоянное желание касаться, обнимать, дразнить, заниматься любовью - я лопался от гордости, что она - моя жена.
Она не уставала, у нее никогда не болела голова. Нет, болела. Она прижималась ко мне горячим лбом, жаловалась - «больно», и начинала скользить настойчивыми пальцами по плечам, по груди, по бедрам - «мне просто необходимо обезболивающее».
Когда я первый раз сказал ей, что голова болит у меня, - расхохотались оба. Она не стала настаивать. Но тогда я впервые почувствовал это биение кошачьего хвоста. Гнев.
Она злилась - и становилось мягкой. Покладистой и словно бы виноватой за свою злость. Уступала и отступала, словно давая мне возможность передумать и самому подойти, притянуть к себе, включиться в ее любимую кошачью игру.
Разочарование, серебряной рыбкой скользившее в ее светлых глазах, бесило меня. Что я ей, мальчик по вызову? Имею право устать, тупить в телевизор, посидеть за компом, в конце концов. К вечеру у нее остаются силы на эти подростковые игрища. А я не умею халтурить на работе. Я вымотан.
Она сворачивалась на диване, поджав под себя ноги. Словно кончик хвоста, мерно двигался вверх-вниз большой палец - она просматривала новостную ленту.
Что-то писала. Кому-то отвечала.
Звук бесконечных мессенджеров раздражал меня - и она отключила звук.
Сидела и улыбалась кому-то.
А я доверял ей. Доверял как себе.
Мне нравилось, что наши ритмы наконец выровнялись, что она не теребит меня без повода, отдавая излишки неутомимого жизнелюбия сетевым друзьям, благослови великая сеть их дни и аккаунты.
- Ты больше не хочешь меня? - Она стояла в дверях, прислонившись спиной к стене. Платьице с ромашками. Теплая, мягкая, смущенная и такая несчастная, что меня разобрала злость.
- Не говори ерунды. Мне никто, кроме тебя, не нужен. Ты знаешь.
Она кивнула.
- Тебе что, мало того, что между нами?
Она широко открыла глаза, замерла на мгновение, и виновато покачала головой.
- Нет, все хорошо. Просто... все не так, как раньше.
Мы семейные люди, в конце концов. Если она ожидала, что я на всю жизнь останусь похотливым подростком...
- Давай поедем куда-нибудь? Или сходим? Давай посидим в нашем старом кофе и поболтаем? - Смотрела не на меня, за окно. Ветер трепал кленовые листья.
Она отчаянно не хотела взрослеть. Мне стало жаль ее. Бедная вечная девочка с телефоном, девочка в коротком платьице с ромашками. Девочка в двадцать, в тридцать.
А у взрослых людей есть и другие проблемы, кроме «все не так, как раньше». Работа, ипотека, накопившаяся усталость.
Это с нее как с гуся вода. После двух работ скачет на фитнес, как коза, а потом убирается дома, шуршит чем-то, когда нормальные люди уже ложатся спать.
Не вовремя. Не к месту.
Пристает. Обижается, стараясь неумело это скрыть. Сидит за полночь в сети.
А потом - «Ты меня больше не хочешь? Почему у нас все не так, как раньше?»
От злости ушла куда-то усталость. И мы любили друг друга почти как раньше. Она вскрикивала, счастливо жмурилась, запрокидывала голову. Царапала мне спину острыми розовыми коготками.
А потом мы лежали рядом, говорили обо всем и ни о чем, и от нее словно исходил свет. Словно любое нежное прикосновение электризовало ее до предела, делая еще более манящей и притягательной. А потом она прильнула ко мне снова и тихо спросила:
- Как думаешь, сегодня повторим? И утром... Мне нравится утром. Люблю, когда светло.
А потом я ответил, и она тихими разочарованными шагами сбежала в ванную.
А телефон на тумбочке привычно мигнул значком мессенджера.
Я не хотел читать. Может, взял машинально, думая, что это мой. Может, заметил краем глаза несколько слов в строке оповещения.
- Это что, Рита?
Она распахнула глаза. Не смутившись ни капли, ответила:
- Стихи.