- Какого хера, Рита?!
Она выглядела удивленной и растерянной.
А у меня перед глазами стояли слова. Тысячи слов. Слова - змеи. Слова - пауки. Они обвивали, затягивали в свою горячую сеть. Слова-прикосновения. Слова-поцелуи. Слова, слова, слова... Такие горячие, что бумага бы вспыхнула и сгорела, а дисплей терпел, опаленными чужой жаждой буквами передавая моей Рите чужую страсть.
Дурочка. Она называла это просто стихами.
- Это мой друг. Мы просто болтаем...
Она отступила, словно готова была сбежать, не понимая, чем провинилась.
А может - лгала. Все понимала. Все знала. Сама подталкивала того, чужого, к этим жарким словам. Может, взведенная как пружина этими чужими посланиями, шла ко мне в кровать...
Сука...
Я бросил телефон на постель.
- Стерва.
Еще мгновение назад испуганные глаза сверкнули.
- Не смей так говорить! Я твоя жена!
- Хочешь сказать, ты об этом помнила, когда писала ему во это, тварь...
Я хотел прочесть. Хотел, чтобы она поняла, дура, почувствовала, как мне больно от ее предательства. Как мне хочется ударить ее.
Она подошла и влепила мне пощечину.
- Не смей так меня называть!
Я ударил ее. Перед глазами пузырилась лава, в горле клокотал самум. Я ударил наотмашь. Она устояла на ногах, отступила на шаг. И снова замахнулась.
Я перехватил ее руку. Заломил за спину - Рита вскрикнула. Намотал на кулак ее длинные темные волосы.
Она рвалась, пыталась освободиться, пнуть меня. Но это был не я. Если б верил в демонов - сказал бы, что это они, те слова, демонами вселились в меня, заставляя рвать и мучить ее, ту, которую я любил больше жизни.
Я связал ей руки ремнем, закрыл ладонью рот.
- Ты этого хочешь? Этого?!
Без нежности. С какой-то отчаянное, ненавидящей страстью.
Чтоб не смела больше тыкать в глаза мне своей невинностью. Своими гребаными ромашками.
Мы оба теперь не будем невинны.
Но вина будет потом. Утром. Когда тьма отступит.
Она дралась, отчаянно, такая желанная, гибкая, горячая. Извивалась, пытаясь укусить.
И все ощущалось остро и ярко, пронизывая насквозь.
Я помню лишь полосу света из-под двери ванной, словно лист желтого картона, оборванный у самой ноги Риты. Ее сверкающие в темноте глаза. Кривую улыбку на прокушенных до крови губах.
Я проснулся совершенно разбитым. Болело не тело - что-то внутри саднило, ныло, отнимая силы. Я слышал, как она шумит на кухне - Рита.
Только страх, что ей, наверное, еще хуже сегодня, чем мне, что я должен попросить прощения и прощения этого совершенно не достоин, - только это заставило встать в кровати.
Едва передвигая ноги, я добрался до кухни.
Рита, тихо напевая, готовила завтрак. Коротенькие шортики, светлая маечка с ромашкой на груди. Сизые пятна прошлой ночи на бедрах, на руках, багровые полосы от ремня на запястьях.
Штора на открытом окне тихо шевелилась, словно свернутое крыло. Рита двигалась так легко, что, казалось, не касается ногами пола. Словно вот-вот вспрыгнет на подоконник и, раскинув руки, упадет прямо вверх. В небо.
И ей хватит сил лететь, и лететь, и лететь... и вести меня за собой в страшную страну крылатых женщин с кошачьей сутью.
Она заметила меня.
Улыбнулась, бросив взгляд на свои запястья. Склонила голову, как делала всегда, когда ждала, что я ее обниму.
Одним текучий кошачьим движением оказалась рядом. Обвила руками, потерлась носом о скулу. Поцеловала, прильнув всем телом. Рассмеялась счастливо.
Я не оттолкнул ее. Не было сил. Меня трясло от горячей волны, которая, исходя от Риты, заполнила кухню, квартиру. Выдавила из мира все остальное, обволокла колдовским маревом.
- Так остро, - шепнула Рита, - Как раньше. Мне так нравится.
Она словно пробовала это слово на вкус, катала на языке.
- Мне нравится. А тебе?
Нравится ли мне? Я готов был кричать, выть. Мне хотелось ударить кулаком в стену. Нравится ли мне? Нравится ли мучить ее? Нравится ли становиться зверем, который, уходя, опустошает меня, как адская орда?
- Нет, - выдохнул я.
- Я не про эту глупую переписку. Я все прекращу. Правда. Это просто болтовня. Я люблю тебя.
Не было сил стоять. Я опустился на стул. Рита прильнула ко мне, заглядывая в глаза. И в них читался все тот же вопрос:
- Тебе нравится?
Все это время, пока я думал, что все хорошо, ее мир несся на совсем других скоростях. Сколько еще горячих строк выпила она, как лекарство от скуки и тоски, скольких неизвестных мне иссушила, как суккуб, обещанием горячего сладкого ада, сама не зная, что творит - только потому, что любила меня и изо всех сил старалась быть хорошей женой.
И мне никогда не дать ей того, что она хочет.
Не насытить.
Не ответить огню огнем.