И тут появился пятый — темная лошадка, не предусмотренная сценарием. В таком же бушлате, в стоптанных кирзовых сапогах, он выполз из трубы и привалился к ней, не делая агрессивных движений. Ладно сбитый, не рослый, но и не шпендик. Щетина отливала свинцом, глаза лучились изумрудным блеском. Он молчал, исподлобья разглядывая остолбеневшую компанию. Полосатый что-то прорычал, метнулся, занося заточку, но тот не шевелился, словно не чувствовал нависшей опасности. Полосатый растерялся, решил повременить с ударом, что-то фыркнул, отполз к стене.
— А это что за Василий Алибабаевич? — нарушил тревожное молчание Тюлень. Новоприбывший усмехнулся, давая понять, что знаком с советскими комедиями.
— Не вкурил… — сглотнул Полосатый. — Чо за пассажир такой?
— Он не наш, он в натуре не наш… — заегозил Килька. — Полосатый, замочи его, чего он тут…
— А ну ша! — прорычал Кот и смерил незнакомца сложным взглядом. — Ну, давай, мил-человек, бухти, кто такой, какими судьбами, кто еще за тобой тянется…
— Больше никого, — бесцветно улыбнулся зэк. — Не бойтесь, мужики, не зашухарили вашу малину. Только я. От поезда отстал — вот и не местный.
Он не лез на рожон, но держался с достоинством, знал себе цену.
— Вроде не из нашей кошары… — всмотрелся в незнакомца Полосатый. — И не похоже, что из Абвера. Нема там таких… Но что-то бухтит этот фуфел не по тексту, братва, тухлый он какой-то.
— В компанию примете? — простодушно осведомился зеленоглазый зэк. — Глядишь, и пригодимся друг другу. Платов моя фамилия. Вадим Платов. Четвертый отряд.
— Ну, точно, — проворчал Тюлень. — То-то я смотрю, рожа знакомая. Из корчаков он, пацаны, мужицкая секция, имеется там такой фраер. Из тех, которых труд облагораживает.
— Ага, весь такой благородный, — фыркнул Полосатый. — Чо, брателло, облагородился, теперь можно и в бега?
— Будут пирожки — будут и дружки, Плата? — язвительно спросил Кот, пожирая глазами нового человека в компании. — А ты, я погляжу, не промах? Знал, что когти рвать будем, хитро на хвост упал. На готовенькое потянуло, дружбан? А вот если мы в натуре щас тебя замочим, как ты к этому отнесешься? На хрена ты нам сдался, нам что, головняка не хватает? Чем докажешь, что от тебя не только морока?
— В деле хочешь проверить? — усмехнулся Вадим. — Послушай, Кот, — его лицо приобрело серьезность, покрылось тенью, — я знаю, ты мужик серьезный, авторитетный, если что-то делаешь, то звякалом не гремишь и понтами не лязгаешь. Я — без подлости, зуб даю. Плата не козел, может постоять за себя и окружающих — вот он вспомнит, — кивнул он на Тюленя, — если память напряжет. А то, что понятий ваших блатных не признаю и в компании вашей в куличики не играю… Скажи, оно тебе сейчас очень важно? Тебе бойцы нужны или родные по духу блатари? Еще раз говорю — поможем друг другу, а как уйдем с кичи, окажемся в безопасном месте — так разойдемся краями, вполне довольные друг другом. Принимай решение, Кот, не тяни, двигать надо.
— Он, кстати, прав, — проворчал Тюлень. — Ничего худого за этого паренька не скажу. Это он по ходу отвалтузил Пельменя и Лохидзе, когда они какого-то мозгляка из корчаков пристроились опустить. Две недели потом недоумки кровью мочились, а этот ловкач недельку на кичме посидел, и хоть бы хны.
— Вот я и говорю, тухлый он какой-то, — процедил Полосатый, вертя заточку между пальцами.
— Господи, Кот, да пусть идет с нами… — с бабьей жеманностью заныл Килька и заткнулся, не выдержав испепеляющего взгляда.
— Ладно, не время терки чинить, — проворчал Кот. — Потом разберемся. Полосатый, следи за этим фраером. Если что, ты знаешь, что делать.
И снова они ползли по заброшенной трубе. Уход из зоны был действительно неплохо продуман. Ответвление от тоннеля, горизонтальная шахта квадратного профиля, под ногами хлюпала жижа, но здесь уже можно было подняться. Они брели по щиколотку в зловонной жиже. Впереди уже что-то мерцало, разливался тусклый свет. В былые времена нечистоты из трубы сливались в овраг, по дну которого бежала речка. Она и сейчас бежала — мутная, шириной в метр, испускающая гнилостный дух. Но из трубы уже давно ничего не выливалось.