— Лучше скажи, любишь ли ты его? — спокойно произнес Андрос, позволив халату упасть на пол.
Золотисто-карие глаза Марион широко распахнулись. О, он так прекрасен! Она жаждет его. Комок подступил к горлу Марион.
— Я обручена с ним! — единственное, что она могла сказать.
— Но ты не любишь его и никогда не любила.
Марион прикусила губу, то краснея, то бледнея.
Андрос отодвинул пуховое одеяло, и она вжалась в подушки.
— Нет, Андрос! Не надо.
— Но почему ты обручилась с ним, не любя его? — спросил он, положив руку на пояс ее халата.
Она оттолкнула его руку.
— Мне нравится Джозеф, почему я не могла с ним обручиться? Это казалось хорошей идеей.
Андрос резко рассмеялся.
— Хорошей идеей? Иными словами, твой отец толкнул тебя на это, а отец Джозефа проделал то же самое со своим сыном. Они бессовестно используют вас обоих. Ваш брак призван скрепить неблаговидный союз моего сводного брата и твоего отца. Они не доверяют друг другу и имеют на то веские причины, поэтому и предложили своих детей в качестве заложников. — Андрос заглянул ей в глаза. — Такова правда, верно я говорю, Марион? И тебе это известно.
Побледнев, она кивнула. Прежде Марион не осознавала сути происходящего, хотя понимала, что все подстроено — с самой первой их встречи с Джозефом. Ее ловко загоняли в сети брака без любви.
— Как ты могла позволить отцу так играть твоей судьбой? — спросил Андрос.
Судя по его тону, можно было бы подумать, что он презирает ее, и Марион нечего было ответить. Слезы навернулись на глаза и покатились по щекам.
— Неужели для тебя так важно, чтобы отец одобрял твои действия? — спросил Андрос.
И она услышала собственный ответ, хотя голос дрожал, а слова прерывались отчаянными рыданиями:
— Я всегда боялась его, всю жизнь, с самого детства. Он вечно давил на меня. Холодный, угрюмый, бесчувственный. Он ни разу не приласкал меня! А мне хотелось его ласки: хотелось, чтобы он был доволен мною хоть один-единственный раз. Я ждала его одобрительного взгляда, надеялась, он заметит меня, именно меня, и улыбнется мне. Разве всем нам не требуются любовь и понимание родителей? Разве в этом есть что-то странное? Допустим, я понимала, что мой отец и Георгиес подталкивали меня и Джозефа друг к другу: не сомневаюсь, что и Джозеф это знал, хотя мы никогда не говорили об этом. Моя личность раздвоилась: одна половина ясно видела — не об этом я мечтала: я не любила Джозефа и никогда не смогла бы его полюбить. Но была и вторая половина, готовая на сделку с совестью. Я знала, отец желает, чтобы я вышла замуж за Джо, и я хотела угодить отцу. — Бледная, с лицом, залитым слезами, Марион сердито смотрела на Андроса. — Ты не имеешь никакого права презирать меня за это. В конце концов, это не твое дело!
Андрос лег к ней в постель, заключил ее, вопреки сопротивлению, в объятия и стал успокаивать, словно зверька, охваченного смертельным страхом.
— Тс-с-с… Прости меня. Не надо плакать. Тс-с-с…
Он гладил ее по волосам, и Марион прижалась к нему. Рыдания постепенно затихли. Успокоившись, она впала в полудрему.
— Я так устала, — шепнула она. — Я невыносимо хочу спать, Андрос.
— Тогда засыпай, — нежно ответил он, держа ее в объятиях.
Марион сделала глубокий вдох, блаженно приникла к нему, и погрузилась в глубокий сон.
Первое, что она увидела при пробуждении, был солнечный луч на противоположной стене — наступило утро. Она с удивлением обнаружила, что спала совершенно обнаженной. Следовательно, в какой-то момент ночью Андрос снял с нее халат. Она этого даже не заметила, так крепок был ее сон.
Андрос лежал рядом, спокойно дыша. Его теплое, тоже обнаженное тело касалось ее. Марион понежилась с открытыми глазами, безумно счастливая ощущением его близости.
Ей хотелось посмотреть на Андроса, но она не осмеливалась шевельнуться, боясь разбудить его. Андрос должно быть, устал вчера не меньше, чем она сама. После отдыха она почувствовала себя намного лучше. Все же горло продолжало болеть, и она огорченно подумала, что это на несколько дней. Но зато и она и Андрос живы. А ведь все могло кончиться совсем по-другому, она могла последовать на дно вслед за своими часами и кольцом.
Глубокий вздох Андроса заставил ее пошевелиться: он подвинулся и зевнул. Марион замерла. Просыпается? Она задохнулась, когда его руки нежно прикоснулись к ее груди.
— Доброе утро, — шепнул он, касаясь губами ее плеча. — Ты спала крепко, как ты себя чувствуешь теперь?
— Отлично, — пробормотала она, отстраняя его пальцы. — Не надо, Андрос.
Не прошло и секунды, как она уже лежала на спине, а он склонился над нею, обжигая страстным взглядом.
— Почти всю ночь напролет я любовался тобой и подавлял в себе порыв взять тебя, когда ты не была в состоянии даже говорить, — резко сказал он. — Ты была так измождена, что я не осмелился нарушить твой сон. Зато теперь мы оба прекрасно выспались, и ты уже давно не школьница, Марион, ты — взрослая женщина. Мы оба отчетливо представляем себе, чего хотим. Ты никогда не любила Джозефа, твое обручение ровным счетом ничего не значит, не так ли?
Ее губы приоткрылись. Андрос приложил к ним палец, заставив ее молчать.
— Тс-с-с… Больше никаких разговоров, Марион. Будем только любить друг друга.
7
Марион желала его, желала сильно, до боли. Однако она отвернула голову и заговорила дрожащим голосом, глотая в спешке слова:
— Нет, я не могу, Андрос. Пойми же меня. Не могу, пока я обручена с другим. Допустим, мы с ним не любим друг друга. Но он мне очень нравится, и я сказала, что выйду за него. Пока я не расторгну нашу помолвку, я не могу… Просто не могу…
— Не смеши меня, Марион! — воскликнул Андрос в отчаянии. — Ты призналась вчера, что твое обручение ничего не значит.
— Это означает одно: я сказала Джозефу, что выйду за него замуж. Поэтому я не свободна, — пробормотала она.
Андрос взял ее лицо в ладони, принуждая смотреть ему в глаза.
— Но ты же собираешься расторгнуть помолвку? Ты скажешь Джозефу? — взгляд Андроса гипнотизировал.
— Как только смогу поговорить с ним об этом, — прошептала Марион.
— Твой отец будет расстроен, — предупредил Андрос, и она едва не рассмеялась: какое мягкое выражение он подобрал для описания отцовского гнева.
— Да уж!
Марион пугал предстоящий разговор с отцом. Как он будет смотреть на нее? Какие чувства вызовут у нее его холодные глаза?
Андрос наблюдал за ней из-под нахмуренных черных бровей.
— Меня пугает его власть над тобой, Марион. Он не отступится от своего плана. И он, и Георгиес попытаются все-таки выдать тебя за Джозефа.
— Но они не в силах заставить меня сделать это! — заявила она.
Марион отчаянно надеялась, что у нее хватит сил противостоять гневу двух отцов.
Голос Андроса прозвучал почти грубо:
— О, я не имею в виду применение физической силы. Они, конечно, не в состоянии привести тебя к алтарю силком, но есть иные способы вынудить человека выполнять чужую волю. Поэтому самое лучшее — поставить их перед свершившимся фактом. Если мы с тобой станем любовниками, дальнейшие разговоры о твоем браке с Джозефом потеряют всякий смысл. Я знаю мужчин нашего клана. Он никогда не женится на тебе, если ты хоть раз была ему неверна. — Он цинично засмеялся. — О, я не собираюсь утверждать, что он поднял бы крик, если б ты не была девственницей — в наши дни этого уже не ждут, — но сама мысль о том, что ты — любовница его собственного дяди… Нет, с этим он не смирится.
Мороз пробежал по коже Марион, и она напряглась всем телом. Неужели ради того, чтобы сделать невозможным ее брак с Джозефом, Андрос добивался физической близости с ней? Желал ли он ее действительно, или она для него — лишь оружие в борьбе против сводного брата и Бреннона? Неужто Андрос использует ее, чтобы отомстить своим врагам? В конце концов за все минувшие годы он не попытался установить контакт с нею. Она же ни на миг не забывала о нем после их встречи на Корфу. Без сомнения, он не помнил о ее существовании — зачем обманывать себя? Да и зачем ему было бы вспоминать девочку-школьницу, с которой провел всего один день?