Мать-настоятельница неодобрительно нахмурилась, подумала немного; затем кивнула Раулю, приглашая следовать за нею, и повела по коридору к комнате Джеанны. По пути Рауль старался, как можно подробнее запомнить расположение келий, коридоров и переходов.
Вот и келья Джеанны. Мать-настоятельница отперла дверь; Джеанна стояла на коленях спиною к ним и молилась. Когда с нею заговорили, она вздрогнула от неожиданности.
— Она знает? — спросил Рауль как можно тише, но все-таки Джеанна услышала.
— Знаю? О чем? — Она резко поднялась с колен и почему-то охнула, будто от боли.
— О том, что Алина исчезла, — отвечал Рауль, пристально глядя на нее.
Бледная, как полотно, Джеанна схватилась за край стола, чтобы не упасть.
— Исчезла? Как? Что случилось?
По ее голосу Рауль понял, что она что-то знает, но скрывает.
— Доната? — спросила она, но настоящей тревоги за ребенка в ее голосе не слышалось.
— Девочка и ее няня в безопасности, — промолвила мать-настоятельница. — А вот кузина ваша по неизвестным мне причинам покинула обитель Святой Хильды и по сию пору не возвратилась. В Лондоне глупое дитя ждут бесчисленные опасности.
В поисках ответа Джеанна бегло глянула на Рауля, но он умышленно не подал ей никакого знака.
— Я думал, быть может, в городе у нее есть родственники или друзья?
— Нет. Во всяком случае, насколько известно мне. — Джеанна впилась пальцами в край стола с такой силой, что пальцы побелели. — Господи, помоги ей!
Рауль не мог больше мучить ее и еле заметно кивнул. Джеанна встрепенулась, напряженные плечи ее поникли, и она скрыла вздох облегчения, закрыв лицо руками и всхлипывая.
— Пресвятая Мария, владычица наша, каких еще бед намждать? И во всем виновата я, одна я! — Отняв руки от лица, она смотрела на Рауля в упор. — Найдите ее, Рауль! Помогите нам!
Последнее, как он понимал, к Алине отношения не имело.
Не переставая тревожиться об исходе дела и особенно о необходимости что-либо скрывать от Галерана, Рауль все же кивнул.
— Я сделаю все, что в моих силах. Люди короля тоже ищут ее. Быть может, вы знаете, почему она сбежала?
Джеанна покачала головой.
— Вам известно, что завтра король намерен слушать ваше дело?
— Да, и хотела бы присутствовать при этом.
Прямой намек.
— Сомневаюсь, что вас вызовут, и тем более сомневаюсь, что Галеран хотел бы вас видеть на суде.
— Галеран, как мне кажется, хочет представить все так, будто я вообще ни при чем.
— Такое не удастся даже ему. Вам совершенно незачем быть на суде. У вас нет ни доводов, ни доказательств в вашу пользу.
— Возможно, — согласилась она, но глаза ее говорили иначе.
Мать-настоятельница между тем начала уже проявлять нетерпение от их затянувшейся беседы.
— Если хотите сказать что-нибудь Галерану, я мог бы передать ему.
— Скажите, что я хочу быть рядом с ним на слушании и не думаю, чтобы это ему повредило.
Рауль кивнул.
— И последнее: здоровы ли вы? Я боялся, что Алину вынудило бежать отсюда дурное обхождение.
— Я всем довольна.
С этим Раулю и пришлось уйти. Уже темнело; едва он вышел из обители, зазвонили к комплеторию[7], а ему пора было возвращаться к Алине. По пути он завернул на Корсер-стрит. Галеран, не находя себе места, ходил по комнате.
— Алина в безопасности, — сообщил ему Рауль.
— Хвала Всевышнему! — Галеран сжал руку друга. — Невредима? Где она?
— В надежном месте. Я счел за благо не приводить ее сюда.
Галеран запустил пальцы в волосы.
— Правильно. Ничуть не удивлюсь, если узнаю, что за нашим домом следят. Хотел бы я понять, что за всем этим кроется.
— Пожалуй, мне лучше вернуться к ней. Она порядком напугана.
— Тогда зачем ей было сбегать из монастыря? — Галеран мало-помалу успокоился, но, слава богу, был еще слишком рассеян, чтобы ждать ответа на свой вопрос. Вместо того он недобро глянул на Рауля. — Ты собираешься провести ночь с нею?
— Не в том смысле, как ты думаешь.
Галеран вытащил из-под рубахи серебряный крест с водою из реки Иордан.
— Клянись на нем. Клянись, что не обесчестишь ее.
Рауль посмотрел на святыню.
— Друг мой, ты должен верить мне.
— Я и верю. Верю, что ты не нарушишь своего слова, каким бы сильным ни было искушение.
Рауль положил руку на крест и произнес слова клятвы, чувствуя облегчение, что теперь его благие намерения чем-то подкреплены. И снова он восхитился мудростью Джеанны, не желавшей открывать Галерану своих намерений.
Ну что ж. На раздумья у него целая ночь, если уж не суждено в эту ночь заняться более интересными вещами.
— Еще я зашел в монастырь, — продолжал он, — и виделся с Джеанной. Выглядит она недурно, хотя порядком расстроена и измучена всей этой суматохой. Впрочем, немудрено: ты и сам как натянутая тетива. Успокойся, сейчас тревожиться не о чем. Пойди поспи.
Галеран рассмеялся, расправил усталые плечи.
— Слушаюсь, нянюшка.
— Быть может, завтра тебе придется драться. Тебе необходим будет острый ум и отдохнувшее тело, — строго промолвил Рауль. Ему жаль было Джеанну; теперь он понимал, что со стороны наблюдать, как Галеран смотрит в лицо смерти, намного тяжелей, чем самому подвергнуться любым испытаниям.
Мать-настоятельница воротилась в келью к Джеанне, вооружившись розгой.
— Чего хочет ваша глупая кузина, леди Джеанна?
— Не знаю.
— А я думаю, знаете. Вы злонамеренно своевольны, леди Джеанна, и должны платить за ее выходку тою же мерой, что и за свои грехи.
Джеанна преклонила колени, молчаливо принимая упрек матери-настоятельницы. Да, она не продумала, как именно Алине заручиться поддержкой Рауля, и подвергла ее опасности. Но она снова поступила бы так же, чтобы защитить Галерана.
— Да простит господь жалкую грешницу.
— Аминь.
Джеанна искренне молила господа о прощении. На ее спину обрушился первый удар, за ним еще один. Сегодня мать-настоятельница исполняла приказ архиепископа с особенным рвением. На пятом ударе самообладание изменило Джеанне, и она вскрикнула.
Рауль кружным путем возвращался к дому матушки Хелсвит, поминутно оглядываясь, чтобы убедиться, не следят ли за ним. По пути он размышлял, как ему быть. Обитель Святой Хильды он посетил; вывести оттуда Джеанну легче легкого. А вот оскорбление, которое он нанес бы Церкви таким поступком, недооценивать опасно.
Даже если б удалось безнаказанно увести Джеанну, потом придется сопровождать ее в Вестминстер, в королевские покои, усугубляя тем самым ее преступление, делая его явным для всех. Трудно вообразить, чтобы такими действиями Джеанна снискала благосклонность короля.
А за всеми этими тревогами — или, быть может, над ними, — оставалась мысль о том, что ему предстоит провести ночь с Алиной, и терпение его было уже на пределе.
Алина исполнила свою миссию, встретилась с ним, и теперь можно было бы возвратить ее в монастырь, но против этого у Рауля появилось два возражения. Первое — ее, возможно, ждет наказание за побег. Второе — если надобно освободить Джеанну, то Алине следует вернуться в монастырь не раньше завтрашнего утра.
И еще: он хотел, он ждал этой ночи, сколь бы мучительной она ни обещала быть.
Ночь бесед.
Ночь объятий.
Ночь на то, чтобы дать ей узнать самую малость о ее чудесном теле.
Рауль тихо выругался: он уже был готов к любви.
Теперь он был благодарен Галерану за то, что тот заставил его поклясться на кресте: клятва делала невозможной любую слабость.
В Чипсайде Рауль купил полный мех вина, жареного кролика и каравай хлеба. Он проголодался, да и Алина с ее восхитительными округлостями вряд ли была плохим едоком.
Матушка Хелсвит впустила его в дом, гудящий, как улей в летний полдень. Смех, вздохи, стоны, стуки…
Торопясь к Алине, он ругал себя, что не потрудился найти место получше. Но где бы он нашел его? Люди короля скорее всего уже рыскали по всем постоялым дворам, и пусть, даже он знал бы другие, более приличные дома, никто из хозяев не согласился бы предоставить кров беглянке.