— Черти сказали, что душу дочери вернуть уже невозможно, но ты бы видела их хитрые морды! — поморщился бургомистр. — Вот с той поры я и всматриваюсь в лицо каждой блондинки. Боюсь, раз я не стал настоящим правителем, душа её тоже могла как-то освободиться. И она мечтает найти меня и отомстить.
— И что ты планируешь делать? — Ведьма осушила чашу и посмотрела на винный шкаф с сожалением. Вряд ли бургомистр достанет вторую бутылку.
Бургомистр был слаб на выпивку. Его уже шатало, и глаза стали дикими.
— Повесить очередную тварь, что же ещё? — Он хлебнул водки и поперхнулся.
Та девушка из подвала — она смотрела на него так живо, так пронзительно. И с такой ненавистью, словно и вправду была его дочерью, лишённой души и пришедшей за ним, непутёвым отцом, чтобы увести в ад.
Но ведь так же нельзя!
Он же её отец! Он любил дочь! Он покупал ей платья и сладости. И порол всего один раз. За ложь…
Глаза мэтра Сорена увлажнились, когда перед внутренним взором встала десятилетняя девочка, уверенно врущая отцу, что не брала книги с его стола.
Он не разрешал ей читать запретные колдовские книги. Только сказки и романы про рыцарей.
Он был таким хорошим отцом. Так заботился о её будущем…
Бургомистр расчувствовался от водки и воспоминаний. Черты его хищного лица размякли, слёзы так и бежали за воротник.
— А ты не боишься бунтов? — Ведьма была чужда сентиментальности. — Вешать третью девку подряд… Сколько можно их вешать?..
— А что ты мне предлагаешь? — вскинулся мэтр Сорен. — Утопить её?
— Удави её тихо. Ночью, — предложила ведьма. — Нет девки, нет и возможной дочери. А пугать горожан?..
Бургомистр задумался.
— Казни… развлекают толпу… — пробормотал он неуверенно.
— Развлекают, — кивнула ведьма. — Но когда у них есть история. Будь девка отравительницей, убивший мужа… Или развратницей. Но она — никто. Её смерть не порадует людей, а вызовет разговоры о твоей жестокости.
— Но я… — Если бы бургомистр выпил меньше, он бы никогда не сказал такого, но водка сумела вызвать наружу сокровенное. — Но я хочу видеть, как она умирает!
— Так пойди со стражей. Пусть удавят её при тебе, делов-то, — хмыкнула ведьма. И сказала, покосившись на шкафчик: — За это можно б ещё бутылочку, а?..
Глава 6. Демон «из машины»
Ханна вертела в руках лёгкий кинжал, острый, словно игла.
Это был, наверное, даже и не кинжал, а стилет — с узким трёхгранным клинком, прямой крестовиной и круглым плоским навершием. Коротковатый для настоящего боя, он годился для самоубийства или подлого удара исподтишка.
Эх, где был этот стилет, когда Александэр пришёл в камеру? Когда он стоял так близко, что Ханна успевала прыгнуть вперёд, ударить под рёбра и…достать до его чёрного сердца!
А если он придёт ещё раз? Утром? Если снова оставит стражу возле решётки?
Но камзол его вышит толстой серебряной нитью. Под ним может скрываться кольчуга, а она не так уж опытна в обращении с кинжалом.
Вот если бы у неё было немного вытяжки из бледной поганки или белладонны, чтобы смочить лезвие… Вот тогда бы наверняка. Уколоть. И ждать, пока убийца издохнет в мучениях.
Ханна с сомнением посмотрела на уже бесполезное зеркальце. Она слышала, что клинок можно покрыть толчёным стеклом, но… Тогда нужно бы что-то липкое?
Смола? А где её взять?
Разве что… испачкать клинок в собственной крови. А потом дать засохнуть вместе со стеклянной пылью. Но будет ли толк?
Она провела пальцем по одной из граней клинка. Да, таким не зарубишь, надо колоть, как иглой.
Начальник стражи выше Александэра и крепче сложением. И на нём бычий колет из жёсткой промасленной кожи. Он не побоялся дать оружие в слабые женские руки. Наверное, даже мысли не допустил, что она убьёт не себя, а мужа.
Он не знает её беды, не знает, как болит и клокочет в ней месть.
Но хватит ли у неё сил убить Александэра? Может, начальник стражи прав и она слишком слаба?
Ханна прижала к груди остриё кинжала и надавила так, что выступила кровь.
Нет, она даже не думала убивать себя. Просто испытывала свой страх.
Мысль о том, что можно воткнуть стилет между собственных рёбер казалась Ханне глупой и отвратительной. Почему она должна умирать, если виноват он?
Раздались шаги, недовольные голоса, и Ханна спрятала стилет на груди.
Её камера была последней. Факел, положенный для тюремного «дня», был укреплён на соседней стене. Ей не станут оставлять на ночь даже этот маленький свет.
Так и вышло. Мимо прошёл стражник и снял факел со стены.
Потом остановился и уставился на Ханну. Видно, стражники судачили сегодня о новой пленнице.