Вот ведь как: нигде магии нету, а на острове — любым местом ешь.
Ну а как иначе, коли тут самый натуральный демон живёт? Страшный такой, глаза красные, огненные. Но не злой, книжки любит читать да домашнюю водку пить. Одно слово — демон.
А вон и гонец на мосту. Припёрся не ко времени. Ждали тут его, что ли?
Впустить-то гонца конюх впустил — красномордого, крепкого, на белой кобыле виренских кровей, плохо кованой на переднюю левую.
А к магу не допустил. Кликнул Миленку — лепешек ему принести и молока: пущай пока перекусит гонец. Да и маг пока отобедает, чтобы не злой был.
Ну и доедать пошёл свои щи конюх. И так ведь простыли. Да и забыл про гонца. Закрутился.
Мажордом-то в Лимсе. А пегая кобыла полыни наелась, и ребятня хомут утащила играться.
В общем, забыл конюх Троим про гонца. Он же — не мажордом?
***
После обеда магистр Фабиус спустился к реке, посозерцать для пищеварения серую ледяную водицу и сам узрел чужака, спящего в теньке под сиренью.
Хоть и лето, а река ледяная, горная. И земля-то у реки — как лёд холодна. Потому под сиренью для ребятни был сделан деревянный помост, чтобы не постудились. Вот там и прикорнул гонец, завернувшись в плащ. А плащ был приметный — поездная виренская служба.
Магистр глянул на плащ да опустил уже занесённую над медальоном руку. С тех пор, как магия ушла из Серединного мира, он помучался с месяц без неё, как без рук. А потом Борн сжалился да наделил магией остров. И зарядил медальон. Связал его с силой стихий, которая никуда из Серединных земель не делась.
Да и магия, впрочем, не то чтобы прямо на нет изошла. Просто в словах её осталось так мало, что годились они теперь разве что менестрелям.
Иначе теперь колдовать приходилось. Не заклинаниями вязать, а говорить со стихиями. А ещё — взывать именем Борна, что казалось магистру Фабиусу особенно позорным и жалким. Словно милости каждый раз просить.
Борн был самым первостатейным глубинным демоном. Вся его лёгкая мерцающая кровь — уже была магией. Он и заключил новый договор со стихиями, перевернул в очередной раз жизнь людей, чего те по своему обычаю не заметили.
Ну, пропала из мира магия. Ну, зима затянулась. Ну, обрушились в Ад сатанинские чёрные церкви да разбрелись священники.
И что теперь надо делать? Да жить, вот что. Они и жили.
Одни маги страдали. Потеряв магию, они лишились работы и уважения. Многие еле сводили концы с концами. Но не Фабиус, в башне которого обитал теперь всемогущий демон Борн.
Деться ему было некуда, в Аду отщепенца не принимали. Да и дочка…
Вышло так, что сын магистра Фабиуса, Дамиен, и сын Борна, Аро, слились на земле в единую суть. И суть эта оказалась женской.
Теперь у мага и демона была на двоих одна дочь — красивая и своенравная Диана. Такая же необузданная, как стихии.
Без Борна магистр Фабиус не справлялся ни с дочкой, ни со стихиями.
Стихии людям не доверяли. Кто может договориться с пожаром? А с бурной Неясытью?
Вот так же не доверяла людям и Диана — порождение человека и демона. Что б их, эти стихии гэпнуло, рэпнуло и перекодубасило.
Нет, в целом Фабиус был рад, что договор с Сатаной о "Магистериум морум" был разорван, что земля под его ногами стала настоящей, а не иллюзорной землёй.
Но вранья-то от этого в мире меньше не стало. И зла меньше не стало. И горя.
Он вздохнул и потрогал гонца носком сапога.
— Вставай, дурак!
Гонец сладко хрюкнул, и повернулся к магистру тылом, поплотнее наворачивая на себя плащ.
— Вставай, говорю! — возвысил голос Фабиус. — А то прикажу кинуть тебя в Неясыть для освежающего купания!
Гонец заёрзал и забурчал, приподнялся, щурясь и намереваясь рявкнуть на мешальщика, но вдруг пробудился достаточно, чтобы опознать магистра, и, испуганный, подскочил, запутался в плаще, свалился с помоста и покатился с крутого бережка к реке.
— Сам купаться пошёл, — констатировал Фабиус.
Он кликнул конюха, чтобы вытащил дурака-гонца, а сам пошёл по тропинке к домашним постройкам. Пора было проведать дочку.
С утра-то магу было не до Дианы. Ездил со свеженанятой артелью плотников лес смотреть. Хотя, какая-там артель — отец да два сына. Правда, взрослые оба уже, бородатые.
Плотники понадобилась как раз по дочкину душу. Всю зиму она прожила в комнатушке кухарки, пора было пристроить ей отдельный флигель.
Строить решили из сосны, что росла выше по реке, ближе к Лимсу. Рубили зимой, до сокодвижения. Теперь пора было сплавлять к острову. А уже на острове шкурить.
Если кору не снять, то в ней обязательно заведется шашель, который потом будет грызть пристройку. Не магией же его гонять?