Они падали и падали тысячами.
Игра…
Они падали на головы и на плечи, мягкие, как детские игрушки. И цеплялись лапками.
Они бежали к нам по сыпучему песку и карабкались вверх по ногам. Их сбивали, стряхивали и бросали на остальных. Те, кого удавалось сбить Сутъяди и остальным, падали на песок и потом, встав на ножки, снова бежали в нашу сторону совершенно невредимые.
Они со знанием дела рассаживались в местах концентрации нервных волокон, протыкая одежду и кожу своими тонкими щупальцами.
Игра…
Они получили, что хотели.
… закончена.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
В интенсивной выработке адреналина я нуждался не меньше других. Однако радиация, медленно отравлявшая тело, давно нарушила его способность доставлять органам нужные боевые стимуляторы. Соответственно, ингибиторы подействовали слабо. Через нервы прошла волна легкого возбуждения, а конечным результатом оказалось лишь немое оцепенение. Весь пар вышел. Я опустился на одно колено.
Еще готовые к бою тела «Маори» перенесли встречу с ингибиторами куда как тяжелее. Депре и Сутъяди зашатались и упали на песок, словно подрезанные импульсом контактного разрядника. Вонгсават повезло контролировать свое падение, и она завалилась вниз боком, с широко открытыми глазами.
Таня Вордени застыла на месте в немом удивлении.
– Джентльмены, всем спасибо. Образцовая слаженность. – Карера обращался к сержантам, замершим у своих мортир.
Ингибиторы нервных реакций. Поистине шедевр технологий невоенного назначения. Запрет на их применение сняли всего пару-тройку лет назад. Помню, тогда при мне демонстрировали совсем еще свежий образец этой техники. Испытания проводили на толпе в Индиго-Сити. Но прежде я не бывал на стороне, которую обрабатывали.
– Игнорирование. Это все, что вы должны предпринять. – Так с улыбкой комментировал показ молодой, энергичный сержант из сил правопорядка. – Что в обстановке массового бунта звучит более чем смешно. Когда на вас садятся эти твари, немедленно выделяется больше адреналина, так что они делают новые и новые инъекции. Возможно, продолжают их до остановки сердечной деятельности. Наверное, чтобы разорвать этот круг, нужно хорошо владеть дзен-техникой. Как известно, в этом году мы не смогли подавить бунт дзенских активистов.
Спокойствие опытного Посланника накатилось на рассудок резко, как ледяная волна. Я встал. Пауки еще цеплялись за мое тело. Они больше не кусались, лишь вяло отреагировали на движение.
– Черт, лейтенант, да вы… Должно быть, вы им понравились.
Леманако смотрел на меня, широко улыбаясь. Он стоял в небольшом круге чистого песка, на котором не было ни одного ингибитора. На таком же иммунизированном пятачке справа от Тони стоял Карера. Посмотрев кругом, я увидел остальных офицеров «Клина», совершенно не тронутых ингибиторами и внимательно наблюдающих.
Чисто. Охеренно чисто сработано.
За офицерами взад и вперед моталась тень политработника. Ламон жестикулировал, нелепо тыча пальцем в нашу сторону.
Да уж.
В самом деле, кто мог его осуждать?
Наконец Карера произнес:
– М-да. Думаю, следовало избавить тебя от… Простите нам этот сюрприз, лейтенант Ковач, но вряд ли существовал иной способ нейтрализовать этого преступника.
Он кивнул на Сутъяди, неподвижно лежавшего на песке.
Карера, реально тебе желательно угомонить всех, кто находится в зоне досягаемости. Единственное, что обычно спасает, – недостаток драматизма. Но поскольку совершенное против «Клина» преступление есть предмет особого внимания, людям нужен спектакль. Что, нет?
Я чувствовал, как от этих мыслей по спине поползли мурашки.
И тут же избавился от вредных рассуждений – прежде чем они трансформировались в страх или агрессию, способные пробудить от спячки сидящих на мне пауков-ингибиторов.
Пришлось ограничиться самым коротким замечанием:
– О чем ты, черт возьми, толкуешь, Исаак?
С особой интонацией Карера сказал:
– Этот человек… Вероятно, он ввел тебя в заблуждение, представившись Сяном Сянпином. Его настоящее имя – Маркус Сутъяди, и он в розыске за преступление против сил «Клина».
– Точно, – подтвердил Леманако, и улыбка сошла с его лица. – Тот мудак, что пустил в расход лейтенанта Вьютина и еще сержанта своего взвода.
– Вьютин? Разве он погиб не в Буткинари? – Я посмотрел на Кареру.
– Он был там.
Командир «Клина» выразительно посмотрел на бесчувственное тело Сутъяди. На секунду показалось, будто он собирается сжечь Маркуса своим бластером, здесь и сейчас.
– До момента, когда этот засранец сначала забыл о субординации, а затем свел счеты с Вьютином при помощи его же «Санджета». Убил, и вполне реально. Выжег стек. Следующим оказался сержант Бредвелл, пытавшийся остановить убийцу. Еще двоих он порезал на части. Прежде чем оставшиеся зафиксировали ублюдка.
Леманако мрачно добавил:
– После такого еще никто не ушел от ответственности. Так, лейтенант? Никто не мог убить человека из «Клина» и скрыться. Не было такого урода. Сутъяди – мясо для анатоматора.
– Это правда? – спросил я, будто желал услышать то же самое от Кареры. Встретив мой взгляд, тот кивнул.
– Есть свидетели. Расследование закрыто.
Сутъяди пошевелил ногами, словно собираясь идти.
Ингибиторы с меня удалили чем-то вроде веника, высыпав странные создания в железный ящик. Потом Карера передал мне электронную метку, едва нацепив которую, я увидел, как пауки отступили прочь.
– Прошу на разбор ситуации, – сказал он, жестом приглашая на борт «Чандры».
Оставшихся на песке немедленно потащили назад в купол. Любая их попытка освободиться от нейротюремщиков вызывала подъем адреналина и затем шок от новой инъекции. На оставшейся от представления сцене суетились лишь два сержанта, разгонявшие остатки паучьего воинства по железным квартирам.
Перед тем, как исчезнуть, Сутъяди успел поймать мой взгляд. И едва заметно покачал головой.
Вслед за Карерой я вскарабкался на погрузочную рампу, направляясь в чрево корабля. Пришлось идти по заваленным военным имуществом коридорам мимо висевших рядами снаряженных гравишютов, преодолевая остаточное действие тетрамета. Наконец мы оказались в помещении, похожем на личный кабинет командира.
– Присаживайтесь, лейтенант. Если найдете место.
Каюта была тесной, но тщательно прибранной. На полу лежала отключенная гравикровать. Тут же находился рабочий стол, устроенный как продолжение переборки. На его поверхности виднелся объемный дисплей, небольшая стопка электронных книг и пузатая статуэтка, напоминавшая об искусстве Дома Хань.
На другом столе, занимавшем все остальное пространство каюты, располагались голографические проекторы. Под самым потолком висело два объемных изображения, повернутых так, чтобы наблюдать их с постели. На одном был впечатляющий вид с высокой орбиты над Адорационом: солнечные лучи, прорывавшиеся сквозь горизонт, зеленый с оранжевым. На другом – Карера в семейном кругу. Как глава семейства Исаак покровительственно обнимал сразу троих детей разного возраста и приятную женщину с кожей оливкового цвета. Вождь «Клина» выглядел счастливым, но я отметил: тело казалось более старым, чем то, что он носил теперь. Найдя простецкий металлический табурет, я сел рядом с проекторами. Проследив, чтобы я уселся, Карера слегка откинулся назад, держа руки скрещенными на груди.
– Был дома? – спросил я, кивая на голограммы. Карера не отводил взгляда от моего лица.
– Когда-то давно. Ковач, ты знал про этого черта… Знал, что его ищет «Клин». Скажешь, нет?