– Я же сказала. Напишу, – ответила она Джонасу.
Казалось, будто Джонас хочет сказать что-то еще, но в конце концов он лишь произнес:
– Передавай привет отцу.
Малкольм Шеридан был кумиром Джонаса, и только благодаря этому ее еще терпели в «Лайвли Вермонт».
– Я позвоню, – сказала Фиона, благодарно помахала ему подшивкой журналов и повернулась к двери.
Стоял серый ветреный день, и солнце едва проглядывало из-за облаков. Листва уже превратилась из разноцветной в жухло-коричневую и почти вся облетела. Ветер забросил на лобовое стекло несколько кленовых листьев, и Фиона смахнула их, садясь в машину.
Она завела мотор, быстро взглянула на себя в зеркало заднего вида – рыжие волосы, карие глаза, бледная кожа и уже различимые в ее 37 лет «гусиные лапки» – и отвела взгляд. Возможно, когда-нибудь ей стоит начать краситься. Или расширить свой гардероб, состоящий из джинсов, ботинок и стеганой куртки на молнии. По крайней мере, пока не наступит зима. Она бросила документы на пассажирское сиденье и направила машину к центру Бэрронса.
Городской центр состоял из нескольких хорошо сохранившихся старых зданий, привлекающих внимание редких туристов. Хозяева домов в рабочих кварталах, окружавших центр, изо всех сил надеялись, что приезжие не замечают покосившиеся веранды и дрова, сложенные на подъездных дорожках к гаражам. Фиона проехала мимо библиотеки, обшитой вагонкой, а еще через полмили – мимо написанного краской из баллончика объявления о продаже тыкв, хотя Хэллоуин давно миновал. Она выехала на площадь в самом центре Бэрронса, миновала старую ратушу и поехала дальше по Нью-стрит к полицейскому участку.
Фиона оставила машину на небольшой парковке и забрала с пассажирского сиденья документы. Вокруг не было ни души. Квадратное здание участка было построено в 1970-х, когда Бэрроне наконец-то разросся настолько, чтобы позволить себе полицейский участок. Перед ним под старыми дубами стояли два стола для пикника; Фиона села за один из них, забравшись с ногами на стул, и достала телефон. «Ты на работе?» – написала она Джейми.
Ждать пришлось пять минут. Фиона взялась за первый файл в подшивке, когда пришел ответ: «Уже выхожу».
Фиона засунула телефон в карман и вернулась к документам. Она понимала, он не торопится, потому что все еще злится за прошлую ночь. Но в конце концов дверь участка открылась, и из нее появился Джейми, натягивая теплую парку поверх полицейской формы.
Фиона подняла глаза и теперь смотрела на него. Честно сказать, от Джейми Крила трудно было отвести взгляд. Достойный наследник отца и деда, начальников вермонтской полиции, он обладал пепельно-светлой шевелюрой, темно-синими глазами и медово-золотистой щетиной на подбородке. Джейми был младше Фионы (ему было 29, ей – 37) и двигался легко и ловко даже сейчас, застегивая куртку на ветру.
– Ты был занят? – спросила Фиона, когда он подошел поближе.
Он пожал плечами.
– Печатал отчеты.
Джейми был без шапки, и ветер ерошил его волосы. Он остановился в нескольких шагах от стола – руки в карманах, ноги расставлены.
– Я пришла извиниться, – сказала Фиона.
Он вскинул брови:
– За что?
– За то, что психанула вчера ночью и уехала.
Глаза Джейми сузились.
– Но на самом деле ты не считаешь себя виноватой, – заметил он.
– Но я все равно извиняюсь, – Фиона выдержала его взгляд. – Прости меня, ладно?
Он не ответил, но показал на папку с документами, которую она придерживала от ветра.
– Что это?
– Документы из «Лайвли Вермонт». Я изучаю историю Айдлуайлд-холла.
Джейми провел рукой по лицу:
– Это связано с тем, что произошло прошлой ночью? Фиона, ты серьезно?
– Это для дела, – запротестовала она. – Я пишу статью.
– Про Айдлуайлд?
– Про реконструкцию и новую школу, – она вгляделась в его лицо. – Это хорошая идея.
– Может быть – для кого-то. Но не для тебя.
– Не волнуйся, я большая девочка. Я справлюсь.
– Вчера ты не справилась, – ответил он. – Ты чуть с ума там не сошла.
Она действительно повела себя странно, но не жалела об этом. Поездка на Олд-Бэрронс-Роуд что-то в ней всколыхнула. Айдлуайлд постоянно присутствовал в ее сознании, и она двадцать лет делала все возможное, чтобы не говорить об этом. Когда же ей удалось высказаться, это было словно кровопускание – болезненное, но необходимое.
– Мне уже лучше, – сказала она и похлопала ладонью по столу рядом со своим. – Садись.