Мы выпили еще по бокалу коктейля, полчаса поговорили, и Кейт с дочерью уехали, а я приступила к ужину.
На следующий день ужинать было просто невыносимо. Я пережила нелегкий день и так злилась на мужа, что не могла даже смотреть на него. Нестерпимо было даже находиться в одной комнате с Натаном.
Он оказался не таким, как я представляла, а я-то считала, что хорошо его знаю.
Если бы не детская болтовня о школе, ужин прошел бы в тишине. Я не смогла бы заговорить, даже если бы хотела. Чувствовала себя вконец обезумевшей. Натан шутит. Конечно, шутит. Переехать? Переехать в Омаху?
В горле стоял комок, и я боролась со слезами. Нельзя плакать перед детьми. Нельзя. Нельзя. Надо контролировать себя. Надо держаться.
Но потом, когда я мыла посуду, горло у меня вновь сжалось. Я не могу уехать в Омаху. Нам нечего делать в Небраске. Мы никого там не знаем. Беллвью — наш дом, мы здесь живем. Здесь дети ходят в школу. Я председатель аукционного комитета и никоим образом не могу бросить все на произвол судьбы. Это самое крупное благотворительное мероприятие года и огромная ответственность. Нельзя уехать прямо сейчас, это нечестно.
Я легла спать раньше Натана, а когда проснулась посреди ночи, увидела, что муж лежал на самом краю.
Вот и хорошо, пусть там и остается. Надеюсь, он свалится.
Утром Натан накормил девочек завтраком. Я оделась, чтобы отвести их на автобусную остановку, налила в красную термокружку кофе и взяла с собой.
Было холоднее, чем вчера, — конец сентября, туманное серое утро. Стоя на остановке вместе с другими матерями, я болтала обо всем и ни о чем, что было очень приятно. Они такие же уставшие и замученные, как и я. По крайней мере не только у меня проблемы. Любая женщина беспокоится о том, как бы сделать все возможное для своих детей.
Я поцеловала Брук, когда она садилась в автобус, и послала Джемме воздушный поцелуй. Автобус поехал по Девяносто второй авеню, в сторону школы.
Вернувшись домой, я собрала Тори и положила вещи в спортивную сумку. Сегодня пойду на пилатес. Мне это просто необходимо.
Натан заметил меня с сумкой.
— Ты куда?
— Отвезу Тори в сад и поеду в клуб.
— Ты забыла, что сегодня придет представитель фирмы, от Шарлотты?
Я недоверчиво покачала головой:
— Почему ты меня не слушаешь? Я не собираюсь ехать в Омаху, а если даже соберусь, то не раньше чем ты проработаешь на новом месте как минимум полгода. Возможно, летом я подумаю о переезде. Может быть, если мы сумеем протянуть год…
— Тэйлор, это ты меня не понимаешь. Мы не можем позволить себе жить порознь. Черт возьми, мы даже не можем позволить себе жить здесь. У нас нет денег.
— Как насчет наших сбережений?
— Каких сбережений? — засмеялся он.
Я поправила сумку на плече.
— То, что осталось.
Он на мгновение запнулся.
— Ничего не осталось.
— Но наши счета?..
— У нас никогда не было счета как такового. Только акции, недвижимость, вложения.
— Значит, у нас все-таки что-то есть!
— Я ликвидировал все, что мог. Больше ничего нет.
Я взглянула на мужа, тщетно пытаясь понять. Натан богат. Он из семьи потомственных толстосумов. Он всегда хорошо зарабатывал. Что он несет? У нас нет денег? Мы… разорены?
— Наш дом тоже немало стоит.
— Нет.
Его бесстрастный ответ поверг меня в ужас.
— Натан, он обошелся нам в пять миллионов…
— Он давно заложен. Больше мы под него не получим ни цента. Только если продадим.
Я засмеялась:
— Продать дом?
Натан взглянул на меня, возле глаз и рта у него пролегли глубокие морщины.
Я немедленно замолкла.
— Это и есть главная причина переезда? Потому что мы разорены и нам, возможно, придется продать дом?
Муж не отвечал, и я снова ощутила комок в горле. Он рос, рос, давил так, что меня затошнило.
Я уже такое переживала. В детстве. И не желаю повторения.
Но Натан не мой отец, а я не моя мать. Ничего подобного не случится.
— Ты найдешь там другую работу, хорошую работу, — негромко и внятно сказала я. — А до тех пор мы будем экономить. На чем только можно…
— Уже поздно экономить, — ответил Натан. — Это… непоправимо.
Тори зашла в комнату — большой палец во рту, синие глаза испуганно расширены. Я по крайней мере год не видела, чтобы она сосала палец. Значит, услышала нашу ссору и занервничала. Испугалась. Я тоже.
Я взяла дочь на руки.
— Поедем в сад, — сказала я с напускной веселостью и пошла к дверям, не глядя на мужа.
На аэробике я изо всех сил старалась сосредоточиться на упражнениях, дыхании и растяжке, но мысли бешено вращались в голове, и я упорно думала об одном и том же. Что значит «непоправимо»?
Натан сказал, что ничего нельзя исправить, но я не понимаю, что он имел в виду. Не желаю мириться. Я верю, что безвыходных ситуаций не бывает. Верю!
Приняв душ и переодевшись, я вышла из клуба, заглянула в календарь и вспомнила, что вечером в моем доме состоится собрание аукционного комитета.
Натана удар хватит.
Я позвонила ему, чтобы предупредить. И разумеется, муж не обрадовался.
— Ты по крайней мере не можешь подождать, пока я уеду?
— Ничего не могу поделать, Натан. Мы уже договорились, и я не могу перенести собрание.
— Почему аукцион для тебя важнее семьи?
Я ошеломленно замолчала и несколько раз открыла и закрыла рот, прежде чем мне удалось заговорить.
— Да как ты смеешь?.. Я вызвалась вести аукцион, чтобы помочь…
— Ради Бога, Тэйлор. Дурачь кого угодно, только не меня. Ваш аукцион — сплошное бахвальство, и мы оба прекрасно это знаем.
Мне захотелось плакать.
— Почему ты вдруг меня возненавидел?..
— Ничего подобного, Тэйлор. Просто я знаю тебя и твои штучки.
Штучки? Какие штучки?
— Мне пора, — хрипло сказала я. — Сегодня я дежурю в компьютерном классе.
— Разумеется. Тэйлор Янг везде и всюду.
Меня поразила его резкость. Муж никогда со мной так не разговаривал. И как давно он переменился?
В шоке, я зашла в закусочную по пути и, как обычно, выпила кофе, а потом купила булочку с сахарной глазурью. Я ела ее, сидя в машине. Ела как можно быстрее, до последней крошки. А потом ударила кулаком по рулю.
Ненавижу себя.
Ненавижу.
Я ощущала страшную беспомощность и хотела все исправить. Но переезд в Омаху не выход. Это не может быть выходом. Здесь наш дом. Здесь мы живем. И именно здесь нужно искать решение.
Пока я принимала членов аукционного комитета, Натан повез девочек в кино. Он не прощался. Брук и Тори поцеловали меня, Джемма с порога прокричала: «До свидания!» Слава Богу. Я не переживу, если девочки тоже отвернутся от меня.
Собрание назначили на семь, и все приехали вовремя. Я открыла бутылки хорошего шардонне и мерло, свято веря, что встреча пройдет в более приятной обстановке, если сопроводить ее бокалом дорогого вина.
Мы болтали о пустяках минут десять, а потом я призвала всех к порядку.
— Как я сообщила в письме, нам нужно придумать новую тему, поскольку школа Энатаи нам помешала. Мы с Пэтти встречались на прошлой неделе, чтобы обменяться идеями, и я разослала вам три лучших варианта. Теперь хотелось бы услышать ваше мнение.
— Я не в восторге от всех трех, — честно заявила Луиза, — но из предложенного мне больше всего нравится «Лазурный берег».
— Думаешь, это хорошая тема? — Карла откинулась на спинку кресла, приложив карандаш к подбородку. — А поймут ли нас остальные?
— Все знают, что такое Канны, — твердо ответила я. — В первую очередь благодаря кинофестивалю. Мы можем украсить зал пальмами, белыми тентами, красными дорожками — вообще создать атмосферу киноиндустрии: большие прожектора, фотографии, оформленные как киноафиши…
— Или можно найти старые туристические плакаты, на которых изображены Греция, Париж, Сан-Вэлли, — предложила Пэтти. — Честно говоря, мне кажется, что будет весело и интересно, нечто вроде большой весенней вечеринки.