В половине восьмого Брук прибежала вниз в пижаме с рисунком в виде рыжих девочек, играющих в футбол.
— Папа дома?
Я закрыла коробку и надежно заклеила скотчем.
— Нет. Буря слишком сильная. Самолеты не летают.
Брук кинулась на кушетку и прижала подушку к груди.
— Но он сказал, что прилетит. Он сказал, что вернется домой.
— Ничего не поделаешь, буря. Мы не властны над погодой.
— Но он обещал!!!
Я села на пол, положив увесистую катушку скотча на колени.
— Я тоже расстроена.
Брук сбросила подушку.
— А я не расстроена. Я злая. Папа должен быть с нами. — Она лягнула подушку. — Ненавижу Омаху. Ненавижу новый дом. Ненавижу твою работу. Ненавижу Аннику, потому что она ушла к кому-то другому. Я все ненавижу. И День благодарения тоже.
— Да, понимаю. — Я потянулась к следующей коробке. — Абсолютно с тобой согласна.
Брук перестала брыкать подушку и минуту спокойно лежала, а потом села и осторожно отвела за ухо спутанную прядь.
— Я тебя обидела?
Я перестала заклеивать коробку и взглянула на нее. Моя средняя дочь, длинноволосая, с неукротимым духом. Настоящий боец. Господи, не дай мне сломить этот непокорный нрав.
— Нет. — Я улыбнулась, и глаза снова защипало. — Хорошо, что ты сказала, что чувствуешь. Было бы неприятно, если бы ты решила промолчать.
— Даже если я злюсь на тебя и на папу?
Вот, значит, в чем дело. Она сопротивляется судьбе точно так же, как мы с Натаном.
— Особенно если ты сердита на нас. Мы твои родители. Мы семья. Кому, если не нам с папой, ты можешь рассказать о своих чувствах?
Брук улыбнулась, ее лицо просветлело, точно показалось солнце.
— Я тебя люблю, мама.
— И я тебя люблю, Брук Янг.
Я вернулась из гаража с полными руками коробок и оберточной бумаги и услышала звонок в дверь. Сердце у меня подпрыгнуло, и я подумала: «Натан». Потом я посмотрела на часы и поняла, что это невозможно. Пятнадцать минут девятого — в два часа ночи муж еще сидел в аэропорту. Он не успел бы добраться сюда.
Пригладив волосы, я отперла замок и одновременно провела пальцами под глазами, чтобы проверить, не потекла ли тушь. Открыла дверь и застыла на пороге.
Мама.
Мама и Рэй.
Я не могла сказать ни слова. Не могла двинуться. Просто стояла в дверях и смотрела на нее. Мы столько лет не виделись. Как минимум десять.
— Привет, Тэмми, — сказала она.
— Тэйлор, — поправила я, подумав, что мама еще больше стала походить на Эли Макгроу. Когда я была маленькой, люди оборачивались, когда видели маму в магазине или на улице. Неоднократно к ней подходили и просили автограф. Никто не верил, что она не Эли Макгроу.
Мама согласно кивнула:
— Извини.
Я смотрела на нее и на Рэя, по-прежнему не в силах собраться с мыслями. Мама заметила мое замешательство. Прежде она никогда у нас не бывала.
— Мы приехали, чтобы помочь вам с переездом, — сообщила она таким тоном, как будто это самая естественная вещь на свете. Моя мать, с которой я не виделась и не общалась много лет.
Я не знала, что и делать: то ли захлопнуть дверь у нее перед носом, то ли принять помощь, но внезапно прошлое огромной черной пропастью легло между нами.
Мама нас бросила. Ушла. Стала жить по своему вкусу, предоставив бывшему мужу и детям бороться с проблемами, которые обрушивала на них судьба. Я прикрыла дверь, чтобы она не могла заглянуть в дом, и решила, что черта с два ее впущу.
— Я не…
— Натан позвонил мне. Сказал, что не может прилететь. Аэропорт закрыт, а он очень беспокоится из-за того, что вы остались без помощи… — Голос у мамы оборвался, и она засунула руку в карман вылинявших джинсов.
Я молча смотрела на нее. Каштановые волосы испещрены седыми прядками, но по-прежнему густые и длинные — темными каскадами рассыпались по плечам. Мама очень стройна для своего возраста, на ней мальчишеская клетчатая рубашка, которая обтягивает грудь и плечи. А ведь ей пятьдесят семь. Не будь она моей матерью, я бы сказала, что она прекрасно выглядит. Но это моя мать, и я вычеркнула ее из своей жизни по причинам, которые известны нам обеим.
— Я умею укладывать вещи, Тэйлор, — негромко добавила она. — По крайней мере разреши помочь вам в том, что мне под силу.
— Ладно. — Не хочется говорить резкости, особенно сейчас. Последние несколько месяцев дались мне очень тяжело. Я чувствовала себя так, как будто потеряла все и вся.
Но это…
Внутренний голос заставил мое сердце сжаться. Я открыла дверь и шагнула в сторону.
— Заходи. Девочки будут очень рады тебя видеть.
— Спасибо, — торжественно проговорила мама.
Я мельком посмотрела на Рэя. До сих пор я видела его только дважды, и оба раза мы не разговаривали. Рэй похож на актера Сэма Элиота из «Маски». Высокий, стройный, с густыми седыми волосами почти до плеч и длинными усами. Не сомневаюсь, у него полно татуировок. Просто мне никогда не доводилось их видеть.
Рэй кивнул:
— Тэйлор…
У меня даже не было сил изобразить улыбку. Рэй — наименее любимый мною человек на свете. Мне так много в нем не нравится, что я даже не знаю, с чего начать. Моя мать сбежала с ним, он профессиональный шофер, игрок, драчун и сидел в тюрьме…
И женился на моей маме.
Не успев еще отбыть срок.
Не знаю, что сильнее меня беспокоит — что моя мать сбежала с ним, что Рэй дальнобойщик или что он сидел.
Но теперь они оба у меня дома, и я закрыла за ними дверь, успев заметить огромный грузовик на подъездной дорожке.
— Ничего себе, — пробормотала я.
Рэй посмотрел на меня через плечо.
— Твоя мать сказала, что у тебя большой дом. Наверное, прорва вещей.
Мне вдруг стало стыдно.
— Спасибо, — неловко произнесла я.
Он слегка кивнул.
Знакомить девочек с бабушкой и ее мужем было нелегко, но, в конце концов, все в моей жизни сейчас сложно. К счастью, дочери были шокированы куда менее, чем я. Разумеется, им любопытно, они в восторге от гостей и прыгали по гостиной, рассказывая гостям забавные случаи из жизни. Примерно через час я прервала поток воспоминаний и сказала, что пора взяться за работу. Веселью конец.
Мама укладывала вещи в столовой, где стоит высокий сервант со стеклянными дверцами, который мы с Натаном купили в Ирландии, на седьмую годовщину брака, когда наведались в огромный антикварный магазин в Раткиле. Шкаф красного дерева набит фарфором и хрусталем, на каждой полке гораздо больше посуды, чем нам нужно. Этот сервант — одна из тех вещей, которые я вынуждена оставить и по которым буду скучать. Я уже пожалела, что не выпросила его обратно у Моники.
Рэй в комнате Джеммы разбирал кровать. Две другие он уже отнес по частям в машину.
Я пыталась отсоединить стереосистему, когда мимо проходила мама, неся груду коробок. Увидев, как я, прикусив губу, тщетно орудую плоскогубцами и отверткой, она спокойно сказала:
— Пусть этим займется Рэй, он разбирается в таких вещах.
— Ладно. — Я с облегчением оставила инструменты и посмотрела ей вслед, а потом встала и оправила футболку. Мне жарко, и я не в духе, а ведь еще даже не перевалило за полдень. Осталось много вещей, и на сборы уйдет целая вечность. Во мне росла паника, что-то стискивало горло.
Я уже собиралась подняться наверх, в спальню, чтобы упаковать одежду из гардеробов, но сначала зашла в столовую, где работала мама. Опустив голову, так что длинные волосы свешивались по сторонам лица, она осторожно заворачивала предмет за предметом в толстый слой бумаги, а потом укладывала в коробку.
Мама, конечно, знала, что я стою и наблюдаю, но ничего не говорила, полностью сосредоточившись на своем занятии.
— Я думала, ты живешь в Санта-Розе, — сказала я.
Она осторожно укладывала завернутый в бумагу бокал.
— Да.
Я скрестила руки на груди, ощущая крайнее беспокойство.
— Когда Натан тебе позвонил?