Через полчаса Карел Мареш стоял перед командованием партизанского отряда. Он не знал имен этих людей, не знал их подпольных кличек. Хотя нет, вон ту худощавую темноволосую женщину с прикрытыми глазами он знал. Ее кличка Ласточка. Нацисты убили двух ее детей два года назад. И два года она в партизанском отряде. Нет более смелой и мужественной женщины в отряде. Только многие говорят, что смелость ее от другого. Она рвется на все самые опасные операции, потому что хочет отомстить фашистам и умереть в бою. Она смерти ищет. Знал Карел и другую особенность Ласточки. Она почти никогда ни на кого не поднимала глаз. Только тогда, когда готова была убить.
– Ну, зачем ты пришел? – спросил мужчина с бородой, подстриженной на скандинавский манер.
– Я член подполья, и война еще не закончена! – твердо заявил Карел. – Почему меня так встречают, почему мне задают странные вопросы?
– Ты сначала должен ответить на наши вопросы. Что произошло на явочной квартире на улице Медников?
– Мы были там втроем, ждали русских, которые искали связи с подпольем. А меня послали проверить, нет ли опасности, чтобы я подал знак группе. Опасность была, и я подал знак.
– Какой? – тихо, но с затаенной угрозой спросила Ласточка.
– Самый простой и самый понятный. Я стал стрелять. В темноте я встретил русского, который шел на встречу. Вместе мы отбились от немцев и ушли.
– Бросив товарищей на явочной квартире?
– Не надо меня подозревать в том, чего не было! – повысил голос взбешенный Карел. – По плану после сигнала тревоги оставшиеся члены группы должны были уйти по заранее подготовленному маршруту. А я по своему. Все было сделано так, как было оговорено. Мы, между прочим, с тем русским убили четверых нацистов.
– Старший группы подтверждает это? – спросила Ласточка, не поднимая глаз.
– Да, он подтвердил это, – ответил кто-то из дальнего угла комнаты.
– Хорошо, – тихо ответила Ласточка. – Ты говорил с русскими? Чего они хотят? Вступить в контакт с руководством подполья?
– Нет, они сказали, что просят нас о помощи. Они хотят найти того самого пленного русского, который сбежал с завода.
– Зачем?
– Перестань, Ласточка! – осадил женщину один из руководителей. – Это же понятно, что русские ищут военный завод, на котором он работал. Мы можем им помочь, не раскрывая себя. Нас никто не заставляет посвящать их в наши планы. Русские действовали очень осторожно и не попались в засаду, приготовленную гестапо. Они убили четверых фашистов и ушли. Они спасли нашего товарища, хотя рисковали собой. Я думаю, нам следует встретиться с их командиром, разумеется, со всеми предосторожностями.
Карел встретился с Шелестовым в этот же вечер. Уставший, по колено в грязи, он спрыгнул из кузова машины, где прятался под ворохом сена, и заулыбался, вытирая лицо грязным беретом. Максим только молча кивнул, догадавшись по выражению лица, что чех вернулся с хорошими новостями. Они прошли в дом, где молодой рабочий тут же припал к ковшу с водой. Максим терпеливо ждал. Карел напился, сбросил свою кожаную куртку и уселся за стол напротив русского и заговорил. Павел Блача стал переводить:
– Есть добро. Подполье не возражает, чтобы вы встретились с русским пленным, который бежал с завода.
– Где, когда?
– Можно даже завтра, но вы вряд ли успеете выполнить все требования руководства подполья.
– Требования? По конспирации? Ну, это естественно. Мы постараемся сделать все, как они хотят, чтобы из-за нас местным патриотам ничего не угрожало.
– Требования более чем серьезные, командир, – виновато улыбнулся Карел. – Подполье предлагает вам забрать русского к себе. Они не просто устроят вам встречу с ним, они настаивают, чтобы вы увезли пленного к себе и сами бы ухаживали за ним.
Шелестов от неожиданности даже присвистнул. Вот вам и союзнички. Значит, обузу с плеч долой? А зачем тогда подбирали? Хотя, скорее всего, так и было: подобрали русского те, у кого было сердце и сострадание. А теперь командиры, чтобы не рисковать своими людьми, хотят избавиться от него. Да, своя рубашка ближе к телу.
Все эти мысли пронеслись в голове Шелестова, пока он смотрел на Карела и Павла, который, с его слов, даже сидел у постели больного, выхаживал его.
Карел опустил глаза, ему было стыдно за своих. А Павел смотрел и кивал понимающе, с грустью. Значит, надо соглашаться. Нельзя бросать своего, нельзя человека, вырвавшегося на свободу, оставлять врагу. Никого нельзя. За всех мы в ответе, поэтому мы и воюем – во имя своего народа, за своих товарищей. Иначе нет никакого смысла. Вот чехословацкая армия не стала воевать… Сосновский поддерживает связь с нашим агентом в госпитале. Значит, рассчитывать на помощь все-таки можно.