– Я понял, – кивнул инженер. – Я знаю, какую документацию нужно забрать.
Они снова встретились в протестантской церкви. Сегодня было воскресенье, народу собралось на службу больше обычного. Сосновский снова стоял у стены, держа под мышкой фуражку. Герда появилась минута в минуту в полувоенной форме, плотно облегающей ее фигуру. У нее не было погон и других знаков различия, но выглядела женщина весьма внушительно.
– Ну что? – настороженно спросил Михаил.
– Все живы, – тихо ответила Герда и чуть коснулась его локтя. – Им удалось уйти, никто не пострадал. Чехи помогли. А вот вашего солдата девать было некуда. Если хотите, чтобы он выжил, его нельзя селить в ближайший месяц ни в сарае, ни в шалаше, ни в каменной пещере.
– Значит, надо искать квартиру, – вздохнул Сосновский, – но в городе уже опасно. Немцы обнюхивают сантиметр за сантиметром. Мне иногда кажется, что агенты гестапо составляют большую часть населения этой бывшей столицы.
– Ладно, не переживай, я взяла его к себе.
– Кого? Черняева? Куда это «к себе»? В свою квартиру?
– Ну, этого еще не хватало, – улыбнулась женщина. – Я его перевезла в госпиталь. Точнее, чехи перевезли, когда доставляли продукты питания. Мне эта мысль пришла в голову, когда у меня умер один немецкий солдат, которого я наблюдала. Черняеву забинтовали голову и лицо, так что какое-то время он сойдет за умершего.
– А потом что? Ты зачем так рискуешь? – проворчал Сосновский.
– Тут все решится за неделю, максимум за две. Потом он в один прекрасный момент просто уйдет. Исчезнет, и все. А может, я еще кого-нибудь на его место подложу. А потом мы его похороним с почестями на госпитальном кладбище. А пока я вашего Ивана хоть подлечу, все под наблюдением будет.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. – Сосновский покачал головой: – Где мне теперь искать своих ребят? Черняев знает?
– Черняев не знает. Я знаю. Завтра вечером возле варьете через пятнадцать минут после начала программы остановится серый «Хорьх». Если не будет опасности, то на правом заднем крыле будет небольшая полоска от губной помады. Тогда ты идешь по следующей улице направо до тех пор, пока «Хорьх» тебя не догонит. Сядешь в машину, тебя отвезут на встречу со своими. Если губной помады не будет, все равно иди этим маршрутом, потом зайди в какой-нибудь ресторанчик, попей пива и иди спать. Следующий контакт через день у кирхи на площади. Что на заводе? Есть успехи? Я завтра снова еду в составе бригады эпидемиологов.
– Инженер согласен нам помогать. Место, откуда совершил побег Черняев, немцы не обнаружили. Этот инженер уничтожил все старые планы и схемы, на которых обозначена эта канализация. Ей больше пятидесяти лет. Может, и старше. Единственное его условие – это освобождение жены. Она сидит с несколькими заложниками в городской полиции. Задача вполне реальная. Я был в полиции, видел планировку помещений, расположение служб. Там в дневное время бывает не больше десяти-двадцати человек. Если в городе проводятся ремонтные работы или мероприятия, то в отделе остается еще меньше людей. Все на усилении. Можно будет устроить им проверку.
– Вы хотите еще и мост взорвать? – недовольно проговорила Герда. – Никак вы не хотите работать тихо и незаметно. Обязательно с шумом и стрельбой.
– Что делать, – пожал плечами Сосновский. – Часто приходится шуметь, чтобы отвлечь врага.
– Вашей группе сейчас нельзя оставаться в городе, – быстро заговорила Герда, увидев, что в церковь вошел Отто Цигглер. – По моим сведениям, гестапо устраивает облаву за облавой, участились проверки и жилых, и нежилых помещений. Подполье несет потери и тоже уходит из города в леса, в пригороды, в соседние населенные пункты. В Праге сейчас опасно. Все, я исчезаю, пока меня не увидел мой шеф. Удачи…
– И тебе того же, – прошептал Сосновский, не поворачивая головы.
«Береги себя, Герда, или как тебя там зовут на самом деле. Ты сейчас для нас как помощь Родины, как дыхание родной земли».
Кое-какой инструмент тайком из мастерской вынес Карел, кое-что удалось купить на рынке. К месту, где к реке выходил ливневый тоннель, они вышли на рассвете. Для этого пришлось тихо подойти к берегу ночью на лодке, а потом ждать рассвета. Хотя Сосновский и сообщил, что на заводе не знают, как именно сбежал русский пленный, приходилось опасаться. Могли быть и засады, и мины. Как ни пытался отговорить Павла Буторин, старик решил идти с ними.
Коган похлопал чеха по плечу:
– Спасибо, ты же русский солдат. Война эта ведется против твоего Отечества, против дома, где ты родился. И не важно, где ты живешь сейчас. Важно, что ты помнишь, где могилы твоих предков. Будешь у нас переводчиком. Это тоже важно. Мало ли как все сложится.