Коган продолжал стрелять, давая возможность Виктору выбраться из люка. Буторин успел откатиться за кирпичную стену, которая отгораживала небольшую нишу для складирования материалов и оборудования. Он успел отпрянуть, когда в пол туда, где он только что лежал, ударили сразу несколько пуль. «Успел», – злорадно подумал Виктор и, высунув из-за стены ствол автомата, дал прицельную очередь, пытаясь удержать на расстоянии особенно рьяных. Опустел очередной магазин. Хорошее настроение по поводу того, что они так ловко ворвались в цех, мгновенно улетучилось. Предпоследний полный магазин. Потом все…
И тут случилось невероятное. За гортанным выкриком немецких команд Буторин вдруг различил отчаянный рев толпы. Крик множества глоток, в котором чувствовалось отчаяние и безумный порыв к свободе, желание добраться до врага, в чьих руках ты находился долгие месяцы. Сколько тут было военнопленных? Сосновский говорил, человек сто – сто двадцать. А немецких автоматчиков? Человек тридцать, да и то до того, как началась перестрелка.
Пленные бросились на немцев кто с железным прутом, кто с совковой лопатой, кто вооружился железной заготовкой. Автоматные очереди ударили навстречу толпе, вырвавшейся из небольшого отгороженного пространства, куда их до этого собрали. Первые ряды начали валиться, но это не только не остановило восставших, наоборот, придало им новые силы. Они были похожи на хищного зверя, раненого, загнанного в угол и от того еще больше свирепого. Волна обезумевших людей смела гитлеровцев. По двое, по трое военнопленные бросались на врага, душили и давили его, стараясь сделать его последние минуты невыносимо страшными.
Буторин и Коган вскочили на ноги и бросились в гущу схватки, короткими очередями добивая раненых немцев, тут же раздавая трофейное оружие узникам, так вовремя оказавшимся на поле боя.
Всего несколько минут, и все было кончено. Оставшиеся целыми люди казались едва живыми. Измученные, они хрипели, хватая черными ртами такой желанный воздух свободы. Повсюду стонали раненые, до последнего своего вздоха не выпуская из рук оружие.
– Офицеры, коммунисты есть? – крикнул Буторин. – Кто старший?
Отделившись от стены, к нему подошел невысокий человек с седыми волосами и глазами, смотревшими из глубоких черных омутов.
– Техник-лейтенант Васильев, – представился пленный. – Командир группы по освобождению лагеря. Кто вы такие?
– Майор госбезопасности Буторин, – представился Виктор. И посмотрел с недоверием на пленного. «А ведь ему и двадцати пяти еще нет, этому лейтенанту. А вон на груди рваные шрамы и на щеке тоже. Как будто собаками рвали». – Вы готовились к освобождению?
– Так точно! Полгода готовились. Немцы хватали тех, кого подозревали, пытали, но ни один не выдал нашу группу. А мы вот, – лейтенант показал оружие, которое держал в руках.
Это была заточка из куска металла, сужающаяся к своему концу, ручка обмотана полосками кожзаменителя. Самодельный кинжал. Руки у лейтенанта были в крови. Такое же оружие Буторин заметил еще у нескольких узников. Сумели изготовить, прятали как самую большую ценность. Сколько их, еще способных сражаться? Около тридцати гитлеровцев убито, но пленных в этой отчаянной схватке погибло еще больше.
Терять время было нельзя.
– Лейтенант, быстро тех, кто еще может сражаться, с автоматами к подъемникам. Нужно подняться наверх и неожиданно ударить сразу с нескольких направлений. И удерживать шахты лифтов, чтобы поднялись остальные. Там будет еще оружие. Здесь оставаться нельзя, здесь смерть! Те, кто ослаб, пусть помогают раненым тут, внизу. Сколько здесь подъемников?
– Три подъемника, товарищ майор, – ответил лейтенант. – Здесь, где вы из люка вышли, большой пятитонный грузовой лифт, рядом поменьше, трехтонный. А с противоположной стороны, вон там, рядом с конторкой инженеров, еще один лифт. Его называют «директорским». Пассажирский, чистый, для начальства.
– Боря! – крикнул Буторин. – Возьми с собой человек пятнадцать и займись «директорским» лифтом. Лейтенант, всех, кто может сражаться и у кого есть оружие, всех ко мне. Начнем атаку на верхний уровень с этих двух лифтов. Быстрее!
Буторин очень спешил. То, что здесь произошло, не могло не дойти до руководства завода. Тридцать человек, целый взвод автоматчиков погиб в подземных цехах. И если там, наверху, еще не до конца поняли, что тут было, надо спешить. Только вот с кем спешить? Убито и тяжело ранено около полусотни рабочих. Еще человек двадцать ранены легко, некоторые обессилели и просто не могут сражаться. Сколько всего остается для атаки? Около сорока человек. Эх, знал бы Сосновский, что здесь творится! Он бы помог, вмешался вовремя.