– Есть, командир, – молодцевато отдал честь чех и побежал выполнять приказ.
Сосновский вошел в здание и свернул в коридор, в котором были собраны оставшиеся в живых немцы. Он увидел Герду с засученными по локоть рукавами блузки, оказывающую помощь раненым. Ей помогали два пожилых солдата. Увидев Сосновского, она вскочила на ноги и посмотрела ему в глаза. У стены со стоном стал подниматься гауптман с забинтованным наполовину лицом и с эмблемой саперных войск. Ему бросились помогать два легкораненых солдата.
– Я не знаю, кто вы такой, – блестя открытым глазом, заявил он, – но я хочу напомнить вам, что здесь только раненые и беззащитные люди. Излишняя жестокость…
– Замолчите, вы! – рявкнул на гауптмана Сосновский по-немецки. – Вы мне будете говорить об излишней жестокости и просить снисхождения! Кто морил голодом и заставлял работать в подземелье советских военнопленных? Кто строил концлагеря, в которых круглые сутки сжигают живых и замученных? Кто сжигал села вместе с жителями?
– Я солдат, жгли и убивали СС, – попытался возразить гауптман.
– А! – зло усмехнулся Сосновский. – Вот вы уже и начали оправдываться, вот вы уже и почувствовали, чем закончится эта война! Отойти в сторону пытаетесь? Вы за все заплатите, когда придет время. Мы не нацисты, мы не хотим быть похожими на вас, мы не воюем с ранеными и больными, как это делаете вы! Черт с вами, оставайтесь, кто выживет. Пусть ко мне подойдет доктор и скажет, что нужно для раненых. Я распоряжусь помочь!
Герда все поняла и направилась к Михаилу, обходя лежащих на полу. Она была босиком, без туфель, чтобы удобнее было заниматься ранеными.
Они отошли к окну.
– Мы уходим, – тихо сказал Михаил. – Может, передумаешь, Катя, и уйдешь с нами.
– Нет, Миша, я должна остаться. У меня задание. Я отсюда должна буду вернуться в Берлин. Я буду включена в состав персонала одной медико-биологической лаборатории. Мы должны знать, что за гадость еще придумали немецкие инфекционисты и вирусологи. В столицу приехал кто-то из японцев, а они в Маньчжурии преуспели в этих вопросах.
– Хорошо. Ты береги себя, Катя!
– Ты тоже, Миша. Выживи в этой войне!
– Я бы хотел с тобой встретиться после войны. Часиков в шесть вечера. У кинотеатра.
– В шесть часов вечера после войны? – спросила Герда без улыбки, чтобы немцы не заподозрили, какой разговор идет между ней и этим человеком с погонами майора.
– Так и договоримся, – кивнул Сосновский. – До встречи!
– Подожди, Миша. Может, это вам поможет. Не знаю. Имей в виду, что перед поездкой сюда, до того как меня здесь упрятали, я оставила своему радисту записку для шифровки в центр. Там должны знать о том, что произошло. Теперь, наверное, знают.
– Спасибо, – кивнул Сосновский и пошел к выходу, не оборачиваясь.
«Такая вот работа, – думал он. – Оставлять дорогих тебе людей, уходить, не зная, что их ждет. А порой и зная, что их ждет. И не сказать главного, не сказать самого важного, не обменяться мыслями, взглядами. Снова дороги войны разбросают нас, как ветер песчинки, по необъятным просторам земли».
Отправив машины, группа Шелестова уселась в мощный разведывательный вездеход с откинутым брезентовым верхом и двинулась следом. Они должны были доехать по шоссе до развилки, где колонна с чехами свернет на Збраслав и исчезнет в Судетских горах. А машина советских разведчиков уйдет на восток, на Пардубице.
Перед мостом через речушку Выгань, приток Лабы, когда они уже выскочили на шоссе перед передним грузовиком, Шелестов схватился за автомат и крикнул:
– Тормози!
Сосновский, сидевший за рулем, плавно нажал на тормоз, и машина прокатилась еще несколько метров, пока совсем не остановилась. Перед мостом поперек дороги стоял командирский легковой «Даймлер». На переднем крыле сидел мужчина в армейских бриджах и в офицерских сапогах. Поверх шерстяного свитера на нем была кожаная куртка и черный берет. Он смотрел на приближающуюся колонну и курил. Когда машина остановилась, он бросил окурок, взял из кабины палку с белым полотнищем и пошел навстречу, чуть помахивая флагом парламентера.
– Доигрались, – проворчал Шелестов. – С таким табором за спиной мы не можем ввязываться еще в один бой.
– Я пойду навстречу и узнаю, чего он хочет, – предложил Сосновский.
Шелестов, держа палец на спусковом крючке автомата, согласно кивнул.
Михаил вышел из машины и как был – в грязном офицерском мундире и без фуражки – пошел навстречу незнакомцу. Он остро чувствовал, что сейчас находится на мушке у кого-то, кто прячется под мостом и по обе стороны от дороги за деревьями. Хотя нет. Не по обе стороны, а только справа, со стороны леса. Прятаться со стороны открытого луга опасно и бесполезно. Нет возможности маневрировать. Они ведь не знают наших сил. Или знают? Почему они так нагло себя ведут? И почему сразу не открыли огонь? Немцы ведь знают про документы, которые мы забрали с завода. Не хотят, чтобы эти документы пострадали или были уничтожены? Ну, это тоже козырь в переговорах.