— Эй, домовенок, дрова, говорю, у тебя есть?!
— Вон там, за дверью, около погреба, ветки лежат. Я на той неделе старую вишню опиливал…
Темная комнатка была обжита ровно по необходимости. Три окошка, выходившие на противоположные стороны дома, небрежно занавесились давно пожелтевшим тюлем и разномастными сморщенными тряпочками. На столе около печки приютилась двухконфорочная газовая плитка. В углу стояло эмалированное ведро. На ближнем к столу подоконнике, в стакане, застыли в ожидании одинокой трапезы алюминиевые ложка и вилка. Подоконник в изголовье дивана служил полочкой для очков в толстой оправе и для нескольких книг. У дверей скучали немытые резиновые сапоги мутно-зеленого цвета. Над ними так же уныло свисал с гвоздика старый брезентовый плащ.
Единственным ярким пятном во всей дачной обстановке была маленькая эмалированная кастрюлька, оранжевая в белый горошек, стоявшая на серой клеенке стола.
— Ну вот, ставь, хозяин, чай! Или, может, кофейку где-нибудь у тебя в берлоге малость завалялось?
Слабая тихая улыбка появилась на лице Серова.
— А ты все такой же… Как пил раньше только кофе, так и сейчас… Давай и я с тобой, что ли, горяченького хряпну, чаю-то все равно у меня нет.
Он прошаркал к столу, неуклюже нагнулся к ведру, снял крышку, зачерпнул ковшиком воду и медленно перелил ее в чайник. Потом также неуверенно поставил его на конфорку, подержал в руках коробок спичек, и, не зажигая газ, переставил чайник на печную плиту.
Глеб наблюдал за Серовым. Тот, казалось, не очень-то и замечал присутствие на своей территории постороннего. Кустистые брови, согнутая спина и застегнутая до горла телогрейка невероятно старили Сергея.
— Чего так смотришь? Не нравлюсь? Не ты один от меня нос-то воротишь. Торчу вот тут, потому что и жена моя, Маргарита, и тещенька родная моя сюда ногой уж который день ни-ни; заявляют, что воняет здесь… Ну а как не вонять-то, если свалку за ближним забором господа-то наши, городские правители, в прошлом году еще запланировали. Вон, за окном, дымит куча какая полюбуйся… Когда еще картошку по осени-то вместе копали, так они на пару все мне верещали, что я и такой, и сякой, мол, не спросясь их, купил участок с домиком у самой свалки. Ну купил… Так они же сами на меня навалились, когда еще были деньги-то после морей: «Покупай дачу, покупай! Хотим, как у людей!» Тогда им не воняло…
Доставая из шкафчика второй стакан, Серов монотонно бурчал, разговаривая, скорее, сам с собой, чем с Глебом:
— Не-е, я уже три месяца просыпаюсь рано… Как самосвалы на карьер ездить стали, так и начался мой нынешний режим. Да и птиц рядом много, начинают каркать с утра — не уснешь…
Глеб приложил руки к белому боку печурки:
— Электричество тебе еще не отрубили?
Серый презрительно хмыкнул:
— Ну, что же я, совсем, что ли…
— Тогда включай освещение, а то я тебя на ощупь плохо слышу.
— А я привык…
Маленькая лампочка в оранжевом абажуре мгновенно разогнала незаметно наступившие сумерки и сразу же отеплила комнатку. Серый взял чашку и отодвинулся из светлого круга.
— Лежу я тут как-то, в потолок уставился и думаю: «А ведь самые засиженные мухами лампочки — они ведь самые качественные! Дольше других горят».
— А чего ты здесь в потолок смотришь, а не дома?
— Да ну их…
Серый поерзал на диване:
— После морей, когда контора моя развалилась, ну ты же знаешь про эти дела… Радистов-то на берегу никуда особо сейчас не берут… Теща поныла, поныла и пристроила меня в свой зверосовхоз экспедитором. Возить отходы от рыбацких бригад с водохранилища в кормоцех; песцов-то этих, чернобурок, ханориков разных у нас в зверосовхозе рыбными кишками кормят и всякой такой дребеденью… Особенно когда они щенные, то им кровь замороженную из Дании, из Финляндии рефрижераторами привозят, в кормоцехе с рыбной мукой и потрохами эту кровищу перемешивают, а потом в котлах варят… С кормами-то вообще выгодно там работать! Теща уже лет двадцать заведующая холодильником в этом зверосовхозе, кишки импортные морозит. Все учила меня, как перевесы, недовесы делать по потрохам-то… Потом чем-то я начальству ихнему не угодил, не знаю, может, денег мало им от рыбаков привозил или чего другое… Там же откаты денежные на каждом углу, а я особо-то этого не умею… Ну, теща пару раз наорала на меня дома, потом сказала, что директор меня уволил, чтобы я не совался больше в совхоз. В вытрезвитель меня даже сдала, чтобы я по этому поводу-то и не думал рыпаться. Ну, напился я тогда, после увольнения, она этих вызвала, мне ласты скрутили, в «воронок» засунули… Говорят, что я там орал, буянил, колотился, дай бог!