Выбрать главу

Потом, когда он с нами-то встречался, все ныл, что знакомый его, ну, по морям-то, звонил, предлагал продать здесь аппаратуру банковскую, ну видеонаблюдение всякое, стекла непробиваемые, вроде какие-то сертифицированные для касс, ну и все такое прочее. Говорил, что дешево можно взять из-за границы. Старший Бендриков, отец мента того ну, свояка марековского, в банке-то в коммерческом уж который год работает, в охране, вроде старшим смены тогда был. Обнадежил он Серого, подтвердил, что у них переоборудование ожидается, по новым требованиям, аппаратура им вроде такая именно в то время была нужна. Серый-то и бегал каждый день с каталогами к президенту того банка, вроде все у них там слепилось, все чики-чики было. Ну он и радовался…

Не ожидая, что Глеб и Виталик с таким напряженным вниманием будут вслушиваться в его слова, Данилов несколько растерялся. Потыкал быстро, без всякого особого смысла, вилкой по тарелкам и, чтобы не замолкать на полпути, продолжил:

— …Дали мы тогда, в этом феврале, я и Марек, денег ему, ну прокрутиться немного на сделке этой, с банком. Он же, Серый-то, долго все ныл, выпрашивал у нас бабки. Я пробил его эту трепотню по своим каналам, вроде все на мази было, по-любому сделка-то должна была у него стрельнуть… Да и аппаратура чего-то быстро так пришла, нормально все складывалось, он тогда еще сам летал в Калининград на таможню, со своими мореходами там документы ладили, деньги платил куда надо. Потом приехал домой, помчался, радостный такой, в банк, а там уже другие дела закрутились, неважные. Хозяева этого банка, московские и местные, из-за чего-то перегавкались в то время, не до него им было; и аппаратура эта, и камеры, и стекла вроде им стали не нужны…

Серега месяц, наверно, с Бендриковым-старшим водяру с горя пил, в банк все опять ходил, просил купить у него технику, сопли там лил. Нам мозги постоянно полоскал: «Ребята, я же верну! Не подведу! Я с машинами на перегон в Калининграде договорился, там квоты на растаможку для меня сейчас покупают, я прокручусь, я обязательно верну деньги!»…

Продолжая по инерции жевать теплую котлету, Данилов помолчал и расстроено добавил в кухонную тишину:

— А у меня Жанка-то сбрендила совсем. В Москву собралась. После всего этого, ну после Маришки-то, понимаешь, она же совсем никакая стала. Да и мне чего-то не по себе, как вспомню эти дела…

Мужики молчали.

Смахнув раз в пятый, наверно, рукавом с лица крохотные непослушные слезы, Виталик с надеждой посматривал на капитана Глеба. Тот, хмурый, не отрывал взгляда от скатерти, все чертил там черенком ножа что-то непонятное. Данилов продолжал делиться с кухонной тишиной своими впечатлениями.

— Как вспомню… Первого мая было тепло, солнце, а второго, когда мы поехали на реку-то, прохладно уже стало, с реки поддувало по-хорошему. Оделись все нормально, в куртках, Назар-то вообще был в камуфляже. Хорошо, что одеться так догадались, посекло нас несильно через одежду-то… Назар тогда суетился все, глушануло его вроде не очень; он как шальной, схватил Маришку, тряс все ее. Она-то уже не дышала, а он трясет ее, дыхание вроде стал делать ей искусственное, я разозлился, насилу оторвал его от девки, чуть не отоварил его сгоряча-то… Д-да, дела наши, делишки…

Не решаясь прервать непонятное и поэтому страшное молчание Глеба Никитина, Герман опасливо затих и осторожно потянулся вилкой к соленым грибам.

Воскресенье. 18.05.
Мальчишник

Истерика Марека впечатляла.

Ворвавшись в квартиру Панасенко, он начал верещать еще с порога:

— Серого убили! Убили! Свояк мне только что звонил, говорит, что весь их милицейский отдел на ушах стоит. Сначала его избили, на лбу синяк, бровь разбита! Оглушили, наверно, Серегу, а потом повесили. Это из-за денег, я знаю, я точно знаю, и из-за долгов его дурацких!

Взъерошенный, в турецком джемперке с оленями и мятых серых брюках, Марек суматошно скакал через всю кухню от двери к балкону, дергая за руки то одного приятеля, то другого. На его худенькой скуле бело выделялся мощный слой пластыря, левый локоть был забинтован так же прочно и толсто.

Герман сграбастал его за одежду:

— Стоп, не суетись, остынь. Плесни-ка ему коньячку, Виталик.

Марек громко глотнул, выдохнул и чуть не отшвырнул пустую рюмку.

— …Свояк говорит, что натоптано там, вокруг дачи, следы женские и помада еще есть на стаканах. Может, наркоманки это, в поселке-то у свалки их полно, они молодые ведь, жилистые, запросто подвесить Серегу могли, да еще и оглушенного-то…