Я приехал. Днем, первого, после демонстрации по телевизору. Поговорили, червяков я у него взял, действительно классные червячки тогда были!
Марек всхлипнул, наклонился над столом, начал пощипывать краешек клеенки.
— …Ну я и сказал тогда Серому, что завтра, мол, еду на место первым, хочу немного порыбачить в затоне, пока все наши не подъедут. А он стал денег у меня просить, понимаете! Помню еще, что глазищи на меня так страшно тогда пялил, говорил, что деньги ему вроде как для сына больного… А вы же знаете, — Марек смущенно глянул на друзей, — какое у меня было тогда собственное-то настроение. Ну, в общем, не дал я ему тогда никаких денег-то… Наорал я на него немного, сказал, чтобы не занимался всякой ерундой, что у сына его наверняка какой-нибудь пустяк, что есть другие, настоящие болезни.
Тихонько, поймав отворот темы от собственной персоны, вякнул на Азбеля Герман:
— Послушай, а чего ты на людей-то в последнее время стал бросаться? Какой-то смурной, дикий, а ведь всегда песни на шашлыках нам пел. А? Чего такое с тобой-то?
— Так это…
Растерянно взмахнув рукой в сторону капитана Глеба, Марек замолчал.
— Я никому ничего про тебя не говорил.
Глеба было едва слышно, но он все равно не отходил от окна и не приближался к столу.
— Правда? Так ты ничего такого ребятам не рассказывал?
— Нет.
Марек снова начал тереть глаза:
— Дак я в мае-то сам думал, что болею серьезно. Позавчера только и прояснилось, что все хорошо, а так… я уж готовился с вами прощаться. Своими переживаниями был занят, не до Серого мне тогда было, уж поверьте… Вот и говорю, что когда он ко мне со своими сказками про больного-то пацана полез, я на него и взбеленился! Послал я его тогда по полной программе. Сказал еще, что врет он все про сына-то, только чтобы денег еще у нас вымутить на какие-нибудь свои новые аферы… Посмеялся я потом, послал его подальше, объяснил, что он всех уже достал своими просьбами. Предупредил еще тогда популярно, чтобы не вздумал больше к нам на шашлыки соваться. Ну, и не выдержал, рванью я еще тогда назвал Серегу, извиняюсь…
Оставив в покое скатерть, Марек взглянул на плечи Глеба Никитина и сокрушенно подпер кудрявую голову руками. Общее тягостное молчание заставило его продолжить признаваться:
— Вчера утром я к нему ездил. Не звонил заранее, ничего… Просто проснулся, настроение было классное, вчера с утра-то. Ну я и подумал: может, он мне про сына-то своего не случайно тогда трепался? Может, в самом деле чего серьезное у пацана… Думал на это дать денег Серому. А вам ничего не хотел пока говорить.
Сложив руки на груди, в углу дивана продолжительно засопел Данилов. Виталик задумчиво вертел в руках крупную луковицу.
В наступившей тишине все опять услышали тихие горестные всхлипы Антонины, Виталик выскочил к ней в соседнюю комнату.
— Ну, поговорили мы с ним. Сказал я Сереге, чтобы он рассчитывал на меня, что долларов двести-триста я мог бы ему дать. Дело-то действительно у его мальчишки серьезное, хотя, если рассудить, можно было бы и у нас тут, в заводском стационаре, кровь-то ему почистить. Вот и все… Обещал ему денег.
— Обещал?
— Да!
Марек решительно вскинулся на Данилова и тут же покраснел.
— Просто у меня с собой не было… Я забыл взять.
— Когда ты был у него?
Опять не увидев лица Глеба, Марек плаксиво скривился:
— Да чего ты так-то уж… Около одиннадцати я уже выезжал от него. А приехал туда в полдесятого! Точно, я запомнил! Мы с Серегой в это время были у него в домике! Целый час, наверно.
Внезапно Глеб шагнул от балкона, легко подхватил кухонный стульчик и прочно сел к столу.
— За аппаратуру он вам деньги вернул? За банковскую?
Кусая ноготь, Марек посмотрел на Данилова. Тот закряхтел, но вынужден был наклониться ближе к столу.
— Забрал я у него тогда его барахло. Вопрос-то дерьмовый на самом-то деле был. Звякнул своим партнерам в Сибирь, через пару дней все на мази было. Там в Уренгое какой-то банк у них открывался, филиал типа, они прикинули, что к чему, ну, короче, срослась тема без вопросов. Через неделю от них мужики с бабками приехали, проверили все и забрали.
— Серега знал, что ты получил деньги за его железяки?
— Да я как-то… Все некогда было. А зачем ему знать-то? Он чего, решает чего-нибудь, а?
— Значит, Серега ни тебе, ни Мареку ничего все это время не был должен?