— Слушай, Жанка твоя никуда от тебя не уедет. Я уверен. Ты ее только сейчас поддержи, остынь от своего тупого бизнеса, а то ведь потеряешь… Все, не тарахти тут лишнего. Топай давай к мужикам.
Крохотное коридорное пространство без Данилова стало вполне нормальной жилплощадью.
По-свойски приобняв сзади за плечи копошившегося у замка Виталика, капитан Глеб развернул его к себе.
— Чего тебе? — Виталик нехотя поднял голову.
Лампочка в коридоре была хорошая, сотка, новая.
Ему было бы очень больно увидеть извиняющиеся или лживые глаза Глеба, но Виталик все-таки пересилил себя, взглянул, и сразу же охнул.
Веселые, бесшабашные, васильковые.
Только вот что-то холодное еще поблескивало в них… Не понять.
Капитан Глеб наклонился к уху Панаса:
— Ты с утра не завтракай без меня, договорились? Я заскочу к тебе на полчасика.
Он никого не встретил ни на булыжной подъездной дороге, ни на череде темных асфальтовых тропок. Пахло теплым дневным дождем и еще какими-то густыми цветами. Розовое здание тихо дремало в тени высоких берез, в сумраке медленного пространства слабо мерцали два желтых окна, открытая дверь над каменным крыльцом тоже нерешительно блестела каким-то особенным внутренним светом.
Ни одного голоса.
Глеб Никитин поднялся по ступеням и вошел в церковь.
Прямо за дверью невысокая, пожилая, как показалось Глебу на первый взгляд, женщина подметала пол.
Он осторожно остановился, чтобы невзначай не испугать ее и тихонько кашлянул.
Поправив глухой платок на голове, худенькая женщина спокойно взглянула на вошедшего. Не выпуская из рук веника и жестяного совка, спросила:
— Вы что-то хотели?
— Да. Я знаю, что здесь можно поставить свечки за упокой, так ведь?
— Правильно. А за кого вы хотите ставить? Имена-то, говорю, какие у вас?
— Мария и Сергей.
— Проходите.
Уборщица прислонила свои принадлежности к краю конторки, заглянула за нее, наклонилась к каким-то ящичкам, подала Глебу две тоненькие, почти невесомые свечечки. На пороге внутренних дверей перекрестилась и привычно опустила голову.
— Вот здесь, так. Зажечь можно от других, а ставить лучше вот так.
И сразу же незаметно отошла за спину Глеба. Через некоторое время от входа послышались слабые ведерные звуки и тихие размеренные шлепки мокрой тряпки.
…Не выходя на крыльцо, Глеб остановился.
Огляделся.
Темные стены, календари, рукописные объявления. Плоскость конторки была заставлена церковными книгами, крохотными иконками и бумажными цветами. Большая латунная кружка блестела какими-то сложными узорами, заклеенными бумажкой с прямым компьютерным текстом. «На устройство и благоденствие приходского кладбища». Маленький прозрачный пакетик с вареными яйцами, карамельками и печеньем стоял на конторке рядом со старенькой хозяйственной сумкой.
Глубоко засунув руку во внутренний карман куртки и пошарив там, капитан Глеб высыпал на ладонь изогнутые, обожженные и перекрученные медяшки. Внимательно посмотрел на них, качнул в ладони, перекинул костровые деньги из руки в руку.
«Этим самое место на кладбище.»
Подошел к конторке и тщательно, одну за одной, опустил монетки в кружку.
Быстро, почти бегом, Глеб вышел на крыльцо, жадно вдохнул свободного живого воздуха. Почти сразу же вернулся.
— Это вам. У меня есть личная просьба.
Женщина удивленно взглянула на пачку протянутых ей денег и в изумлении прикрыла рот краем платка.
Перевела взгляд на Глеба:
— Это же очень много.
Чтобы успокоить ее и правильно все объяснить, Глеб взял уборщицу за руку. И пошатнулся.
…Его руки держали горячую и сильную, все еще молодую ладонь.
Глаза женщины внезапно сверкнули, она молча красиво поклонилась Глебу:
— Прошу вас, поправьте тот памятник, на аллее, черный, «Младенец Лизанька». Хорошо?
Как приятно идти по солнечной улице, не спеша, не ожидая ничего плохого… Праздничные люди вокруг улыбаются, знакомые здороваются, дети грызут большие румяные яблоки, женщины шуршат воздушными одеждами…
Что-то заставляет меня тревожно обернуться…
Из первомайской толпы вдруг высовывается низкое страшное лицо, плюет на мою чистую белую одежду, громко выкрикивает очень грубые, ужасные слова и скалит при этом кривые грязные зубы.
…Скорее уйти, убежать, скрыться! Как же это?! Ведь все было уже позади, ведь мне обещали… Вот большая подворотня, дом номер двадцать семь, там нет участливых, переполненных своей радостью людей… Без них не так стыдно, нужно подождать, в одиночестве… без людей, никого рядом мне не надо… все пройдет. Там, в кирпичной купеческой стене лежат маленькие золотые деньги. Да-да, точно!.. Ведь все вокруг говорят, что именно в этом доме лежит много золота, найти его может только удачливый и хороший человек…