Кирпич сам крошится по краям и выпадает под ноги…
Из темной дыры сквозь истлевшую серую тряпку все быстрей и быстрей сыплются на землю небольшие желтые монетки… Их много, становится все больше, так тяжело держать… уже подгибаются ноги… Куда спрятать? Как, чтобы никто из людей не знал… Ведь обманут или будут завидовать… Нет-нет, что вы! Не выброшу, ни за что!.. Рядом раздается тоненький детский плач, нужно помочь, обязательно помочь! Спасти!.. Как? В руках золото, много золота… а как? Ведь плачет… рядом плачет… Выбросить? Спасти?..
— Проходи. Ты чего это удумал, с утра-то пораньше? Вчера не наговорился?
Капитан Глеб хотел было громко и убедительно ответить, но спохватился, приложил палец к губам.
— Не волнуйся, Антонина уже ушла. Она по понедельникам в утреннюю смену.
— Ну, тогда держись…
Глеб обнял и закружил по коридорчику Виталика, обтирая его спиной близкие обойные стены.
— Получилось, Панса! Все получилось!
— Оставь ты меня, сумасшедший! Чего еще у тебя там получилось-то?
— Не там, а здесь! И не у меня, а у нас! Мы чемпионы, Виталь!
— Да не ори ты так. У нас пенсионеры за стенкой живут. Они же поздно просыпаются.
— Хорошо. Чай у тебя есть? Горячий, сладкий… И пирожки, а?
— Пирожками его с утра еще тут потчуй… — по Виталику было видно, что ворчать он будет от силы две, максимум три минуты.
— Садимся.
Капитан Глеб первым плюхнулся на привычный диванчик.
Сцепив ладони за головой, он дерзко и загадочно уставился на присевшего рядом Виталика:
— Ну, ты что, так ничего и не понял?!
— Чего это не понял-то… Все прекрасно понял. Вчера они тут всей гурьбой до поздней ночи миловались друг с другом. Когда у меня спиртное закончилось, так в обнимку и уехали. Одну машину на всех вызвали. До хрипоты спорили, кто из них за такси платить будет. Один орет: «Я, я!», другой — «Ни фига, я банкую!» Марек еще тут под ногами у всех мешался, все нудел, что он виноват, что деньги с него причитаются. Вот. Правильно я понял?
— Конечно! Ты просто супер!
— А ты меня так вчера нехорошо…
Предельно отмобилизованный и еще со вчерашнего вечера готовый к подобным упрекам, Глеб Никитин смешно сполз с диванчика на пол и встал перед Виталиком на колени:
— Не вели казнить, вели миловать!
Панас радостно, уже больше не в силах сдерживаться и заботиться о сне престарелых соседей, загоготал:
— Да ну тебя, Глебка! Опять ты за свое!
Не поднимаясь с колен и строго, исподлобья, поглядывая на Виталика, Глеб требовал ответа:
— Прощаешь? Скажи, прощаешь?
Виталик соскочил с дивана и очень похоже встал на колени напротив:
— Тогда и я так же!
— Это не дело. Мы становимся похожими на вежливых японцев. Лучше тащи пирожки. И чай. Обязательно сладкий!
Усаживаясь на свое любимое место среди лебединых подушек и одновременно отряхивая брюки, Глеб задумчиво посмотрел на Виталика:
— А ты ведь сегодня мало спал, дружище…
Виталик отмахнулся от него, не отвлекаясь от плиты.
— Говорю же, наши гаврики почти до часу ночи тут колобродили. Тебя через раз вспоминали. Я ведь, честно скажу, боялся, что ты уедешь, а у нас все так и останется. Думал ведь, что ты волну-то поднять поднял, про наши взаимоотношения, а кто дальше расхлебывать будет? Тебе с вареньем?
— Виталь, на твой взгляд, все получилось?
— Легче всем стало и мне тоже. Говорили-то под конец мы про разное, планы строили, как на рыбалку вместе выбраться, Марек в гости приглашал к себе всех, семьями. Сегодня он за какими-то лекарствами для Назара в Москву поедет. Галине, чувствую, недолго осталось королевствовать-то. А может, и нет… Не знаю. Как они сами решат.
— У тебя-то Серый деньги брал?
Панас поджал губы:
— Ты же говоришь, что все, проехали, а сам… Ну дал я ему тыщу. В апреле, с получки. На улице около Дома культуры его встретил. Жалко было очень, вот я и дал. Тыщу рублей. А чего тут такого стыдного-то?
— Ничего, не кипятись. С деньгами на похороны я уже все решил, так что ты особо-то не задумывайся над этим, ладно?