– Бринн!
– Ну что? – Я разворачиваюсь, совсем уже перестав притворяться дружелюбной.
Оуэн медленно идет по лужайке, как будто опасается, как бы я не испугалась и не дала стрекача, если он подойдет к забору слишком близко. В Оуэне есть что-то пугающее, даже теперь, когда он начал одеваться нормально, окончил школу и приобрел довольно-таки приятный выговор – какая-то напряженка, от которой тебе не хватает воздуха, что-то вроде притяжения черной дыры. И мне в голову снова приходит все та же мысль, что и прежде: хотя копы и не смогли его уличить, это вовсе не значит, что он никого не убивал.
– Я хотел спросить про… – Он замолкает, отведя взгляд и щурясь на солнце. – Я хотел спросить: Миа все еще здесь?
И я внезапно ощущаю волну ненависти, мощной и темной, как грязевой оползень.
– Знаешь что, Оуэн? – говорю я. – Оставь Миа в покое. Сделай милость, оставь в покое нас обеих: и ее, и меня.
Я снова разворачиваюсь и спешу в лес. На сей раз он больше не окликает меня.
Все гномы плакали, но никто не плакал так горько, как Грегор – ему никогда не забыть, что три девочки спасли его сестру от Фантома.
– Пожалуйста, возвращайтесь, – сказал он. – Пожалуйста, не забывайте нас.
– Конечно, мы вернемся, – твердо заявила Эйва.
– Как же мы можем вас забыть? – поддержала ее Эшли.
– Мы всегда будем с вами, – тепло сказала Одри, указывая на свое сердце. – Вот здесь.
– Но – что теперь с вами будет? – вскричал он.
В этом и состоял вопрос. Что с ними будет? Что будет с Лавлорном, с дверями, ведущими в него и из него? Три девочки должны были двигаться дальше. Потому что если они этого не сделают, то…
Наши дни
– Не знаю, подходят ли мне такие занятия, – говорит Эбби, держась за ствол березы и двигаясь задом, чтобы соскользнуть по берегу в русло ручья. – Уж больно это похоже на физическую нагрузку.
– Мы уже почти пришли, – бубню я. – К тому же в воде очень приятно.
Эбби скептически смотрит на ручей, который после недавних дождей мчится, пенясь, по руслу из мелких камешков, образуя маленькие белые водовороты, потом неуклюже снимает с ног вьетнамки.
– Ты когда-нибудь замечала, – говорит она, – что люди не испытывают потребности хвалить то, что действительно приятно? Поспи подольше – это приятно! Доешь начо[8] – это приятно! Дополнительная реклама требуется только тому, что вызывает физический дискомфорт.
– Не веди себя как ребенок, – прошу я. Она входит в воду ручья и взвизгивает.
– Вот видишь? – говорю я, когда она, сжимая в одной руке вьетнамки, переходит через ручей и поднимается на другой берег. – Совсем не так уж плохо.
– По сравнению с чем, с инквизицией? – Она прихлопывает вьетнамкой комара. – Большинство людей отмечают Четвертое июля по-американски, то есть сидя на попе. Где твой патриотизм?
– Без понятия, – говорю я и протягиваю руку, чтобы слегка сжать ее плечо. Она ворчит что-то весьма похожее на какая гадость.
Сегодня утро понедельника, и я делаю то, чего никогда не делала прежде, то, что поклялась себе не делать никогда: я возвращаюсь в Лавлорн и беру с собой непосвященную.
Но, разумеется, как сразу же заявила Бринн, Лавлорна не существует, а стало быть, правила ничего не значат. Никакой древней магии нет, а есть только большой лес, который вбирает в себя холмы, и дома, и старый сарай для хранения инвентаря. И все-таки, пока мы с Эбби с трудом поднимаемся по скользкому от грязи берегу, я не могу не чувствовать волнения и воодушевления. Между деревьями носятся бабочки и жужжат и стрекочут букашки.
– Значит, это произошло здесь? – спрашивает Эбби, нарушая молчание. Сегодня на ней короткая черная юбка, очки с толстыми стеклами в черной оправе, белая футболка с надписью «Пожалей лошадь, покатайся на единороге» и галстук с узлом. Она называет свой нынешний стиль одежды «Гарри Поттер-панк».
– Произошло что? – Мой голос звучит громко в воздухе утра.
– Было найдено тело Саммер, – говорит Эбби, но без обиняков, как она сделала бы это и с кем-нибудь другим.
– Нет, это было не здесь, – отвечаю я. – Это произошло на длинном поле. Я тебе покажу. – Как ни странно, я никогда ни с кем не говорила о том, как нашли ее тело, – только о том, что случилось потом и где была я.
Скоро деревья кончаются и начинается длинная четырехугольная поляна, участок, на котором по какой-то загадочной причине не растут деревья и которую мы много лет назад назвали длинным полем. Я показываю рукой на густой ряд темных сосен, сквозь которые едва-едва могу различить старый сарай для хранения инвентаря.
8
Начо – блюдо мексиканской кухни – кукурузные чипсы, запеченные с сыром и перечным соусом. Подается со сметаной, овощами, оливками с соусом гуакамоле (авокадо с чесноком).