- Порядок, - пробурчал он, ни на кого не глядя. – Можно ехать.
Потом вытер руки о штанины и закрыл свой набор. Приезжий удовлетворенно кашлянул и поправил галстук.
- Вы волшебник. Так бы я тут и застрял, в этой дыре.
Он гаденько так улыбался.
- Ну, можно еще раз специально клеммы отсоединить. Или провод перерезать. Тогда точно застрянете.
Овощ скривился и покосился на меня – я все еще был мокрый, будто только что из реки. На самом деле мне казалось, что вода льется из меня самого. Я так и поедал его глазами, чтобы он поскорее отсюда сваливал.
- Разрешите войти в дом? Нужно поговорить о деле.
Я не понимал, почему Ларик не огреет его гаечным ключом промеж лопаток, и не выпроводит вон из поселка, пусть бы катился себе, откуда приехал. И, кажется, он уже был близок к этому, когда человек многозначительно поиграл бровями и доверительно приобнял лариков чумазый локоть.
- Я хорошо знал вашего дедушку, Илларион.
После таких слов, которых он как будто ждал и боялся, Ларик перестал упираться, и тип получил-таки свое - они оба направились в дом. Я со злорадством подумал, как этот придурок сейчас промочит свои городские ботинки и серые пижонские штаны заодно. Они не пустили внутрь ни меня, ни Обезьяну, и мы с пекинесом уселись на пыльную дорогу возле машины, где я стал сохнуть на солнышке. Я просвистел пару мелодий, которые крутились у меня в голове, со злости пнул колесо, а потом мне надоело ждать, и я начал потихоньку подбираться к открытому окну, откуда было все прекрасно слышно и видно.
Скрестив руки на груди, Ларик стоял ко мне спиной, по щиколотку в воде. Но ему это было нипочем, ведь он все лето щеголял босяком. Зато тот, другой, не знал, куда себя девать, ведь благодаря моему лечению, вся Почта колыхалась, как одно сплошное синее море. И единственный стул тоже был весь мокрый. Однако ни одна капелька этой чудной воды не просочилась за порог. Серый овощ безуспешно пытался пристроиться хоть куда-нибудь – ничего-то у него не выходило. Ларик помалкивал, а человек с машиной отчаянно жестикулировал, пытаясь его в чем-то убедить.
- Просьба простая. Для вас это пустяк, - услышал я его вкрадчивый голос, который уже успел возненавидеть. – Моя дочка пишет стихи. Девочка очень умная.
Ларик весь собрался и напрягся, будто перед прыжком.
- Так вот, - повторил серый овощ и огладил свое лицо. – Хотя не все считают, что у нее талант, не все, да. Печатать ее не торопятся. Я человек не бедный, хочу сделать девочке подарок на день рождения. Такой, чтобы она запомнила. Хочу сделать ей такой подарок, который изменил бы ее судьбу, - тут человек стал запинаться, он то и дело покашливал, будто подбирал слова. – Еще и ее отношение. Ко мне. Это пустяк. Я же не требую от вас сделать золотые слитки, как дедушка.
Тут стул скрипнул, это Ларик шмякнулся на него - прямо в ту же лужу, в которой недавно сидел я.
- Или вырастить алмазы в деревянной бочке. Трудно, но интересно, да?
Ларик потянулся и поднял с пола старую, дырявую соломенную шляпу, с которой капало, будто она была тучей.
- Мы с дочкой живем раздельно, и отношения у нас не сказать, чтобы очень теплые. Я бы хотел, чтобы было иначе.
Хотя голос человека в сером костюме зазвучал мягче, все равно чувствовалось, что сунься кто в его дела – голову откусит. Ларик продолжал молчать. Он ничего не делал, а просто сидел на стуле, там, где недавно сидел я, не обращая внимания на воду, а ее, кажется, все прибывало, и задумчиво вертел в руках шляпу, в которой, надо полагать, Жадюга щеголял в поселке в лучшие годы своей жизни.
Человек хотел напечатать эти самые тухлые доченькины стишки, чтобы сделать ей подарок, но так как стишки были, скорее всего, так себе, то их никто не стал бы покупать. И тогда человек придумал вот что: он придумал, чтобы на каждую страницу Ларик колдовским способом поместил невидимый, но только с первого взгляда, сюрприз, лучше всего, конечно, чтобы это были обыкновенные деньги. Если читатель будет находить деньги на каждой странице, книги раскупят, не успеет краска на картинках обсохнуть. И девчонка станет популярной.
Когда человек-овощ кончил говорить, Ларик отшвырнул шляпу в угол.
- Я могу починить то, что сломалось, - тихо сказал он. – А насчет денег…
Он так расстроено осекся, что я понял, что Толстые Щеки был прав – Ларик и вправду побаивался денег, как ящерка побаивается прохожих, которые могут отдавить ей хвост.
- Об оплате не волнуйтесь! – оживился приезжий, видимо тут он ступил на хорошо знакомую дорожку. – Вы получите, сколько захотите, - и он гадким шепотом добавил, - а то и больше!