- Я не волшебник, - покачал головой Ларик, будто бы и вовсе не слыша его.
Стул снова скрипнул. Это он встал.
- Неделя, чтобы все приготовить, - теперь голос незнакомца зазвучал жестко и властно, а оттого еще противнее. – Через неделю я привезу книги и деньги. Вы получите столько… О таком не мог мечтать даже ваш жадный дедушка! – человек так мерзко заржал, что меня аж всего передернуло.
Ларик скрипнул зубами. Я подумал, что вот сейчас он, наконец, придушит мерзавца, но он только потер свой лоб. А потом провел руками по голове, ощупывая разноцветные колбаски-дреды, будто проверяя, все ли они у него на месте.
- Я вообще-то не самый последний человек. Откажетесь - пожалеете. У вас не осталось родных. Это ничего. Есть много способов заставить человека сделать, что нужно. Особенно, если человек такой необычный. Как вы.
Клянусь, он так и сказал «необычный». И еще добавил, что он держит слово, и никто и никогда не узнает про Ларика и его удивительные способности, но я ему не поверил. Он дал Ларику карточку со своим телефоном и адресом, но как только он ступил за порог, карточка полетела в окно, прямо в пыль, а Ларик выругался такими словами, каких я до сих пор никогда не слышал. Потом он начал с остервенением собирать воду в банку и выплескивать ее с размаху на дорогу через окно, а Обезьяна стала лаять и надрываться, чтобы ее пустили в дом. Я подобрал карточку из пыли и пошел убивать Толстые Щеки.
4. Аня-Марина
- Ты что, свихнулся? Ничего я такого не делал! – вопил Толстые Щеки, когда я его пару раз шваркнул как следует о стену сарая.
Переварив то, что я ему рассказал про человека на машине, он возмутился.
– Я бы привел кого покруче – чувака из телешоу или киношников, а не какого-то там побирушку.
И тогда я еще пару раз для профилактики ткнул его в пухлые бока, чтоб выбить эти неправильные, алчные мысли.
Потом Толстые Щеки убежал и залез на дерево, где стал пожирать ранетки и швыряться ими, как ни в чем ни бывало. А вот бабушка, когда я ей все рассказал, заволновалась.
- Дело плохо, - расстроилась она. – Дай-ка сюда эту карточку!
Потом она долго звонила кому-то по телефону. При этом она что-то она такое странное плела, будто она учительница музыки, и хочет обсудить с ученицей ее новое расписание, а я удивлялся, как ловко моя бабушка умеет врать, когда нужно. Совсем как я.
Так благодаря бабушке я познакомился с Аней-Мариной, дочкой этого дядьки с машиной. Мы поехали к ней, а Толстые Щеки увязался за нами, потому что ему все равно нечего было делать.
Аня-Марина жила с мамой в небольшом городке, рядом с бабушкино-дедушкиным поселком, в многоэтажке, почти такой же, в какой жил я, только мой город был в тысячу раз больше. У этой девчонки, которая пописывала так себе стишки, оказался курносый нос, похожий на крышку от бутылки с колой, а верхняя губа торчала над нижней. Так что сама девчонка напоминала какого-то диковинного зверька, и глядеть на нее было весело. Толстые Щеки при виде Ани-Марины сначала покраснел, потом покрылся пятнами, открыл рот, потом закрыл его и в конце концов успокоил душу тем, что уставился в пол. Я бы так и умер со смеху, если бы все время не помнил про Ларика, и что с ним случилось, и вообще, зачем мы приехали. А приехали мы, чтобы уговорить Аню-Марину уговорить своего противного папика не печатать книгу и вообще оставить нашего Ларика в покое.
Когда Аня-Марина узнала про стихи, она вспыхнула не хуже толстощекого и вскочила с дивана, где мы все сидели у нее в гостях. Потом стала кричать, что мы рылись в ее вещах, и что это подло. Выяснилось, что она вообще эти свои стихи, какие бы они ни были, плохие или хорошие, до сих пор никому не показывала. Девчонка бухнулась обратно на диван, закрыла лицо руками и, кажется, заплакала, я в таких вещах не очень разбираюсь. В общем, там внутри нее что-то забулькало, и бабушка отправилась на кухню делать ей чай, потому что больше было некому - мама Ани-Марины в это время была на работе.
Аня-Марина, она вообще оказалась довольно стеснительной. А папашу своего не видела целый год, с тех пор, как они с мамой сильно поссорились и даже, вроде бы, подрались. И вообще, сказала она, на самом деле они уже тысячу лет как не вместе, ее родители. И отца она побаивается.
- Тогда, - очнулся вдруг Толстые Щеки, - объяснение одно. У тебя дома жучки.
Так как бабушка все еще гремела чашками на кухне, она не слышала, как я фыркнул, и не видела, как губы Анны-Марины, особенно верхняя, задрожали. Мы все уставились на Толстые Щеки, который выглядел уверенным, будто говорил то, что точно знал. При этом круглые глаза его вытаращились еще больше, чем обычно.