Выбрать главу

Мой взгляд неторопливо, изучающе скользил по изящным линиям её стройных ножек, закинутых одна на другую и прикрытых до колена неизменной юбкой; перетекал выше, с тетради, устроившейся у неё на колене, на тонкие пальцы с перламутровыми коготками и выше, по открытым рукам, к воротнику блузки — две пуговицы, расстегнутые скорее неосознанно, из-за духоты, чем из флирта, открывали захватывающий вид, создавая довольно глубокий вырез и я чувствовал, как краснею, поглаживая взглядом округлости её груди, утопая им в ложбинке между ними на пару с кулоном на тонкой цепочке. Уже не раз она застигала меня врасплох за подобным занятием, но молчала, только смущалась и отворачивалась, неизменно улыбаясь краешком рта. Одни только взгляды… Казалось бы, так мало, но сколько порой можно вложить в него чувств, сколько можно сказать из того, чего не передашь словами. Было бы желание. А уж с этим недостатка не было. Как и в препятствиях.

— Думаю в наших занятиях больше нет столь острой необходимости. Твой врач сегодня сказал мне, что курс реабилитации окончен, отклонения и угроза здоровью отсутствуют, так что я буду рада вновь увидеть тебя уже в классе. — прозвенел хрустальный колокольчик её голоса в моих ушах, отвлекая от "поедания" взором её прелестей.

Эти слова навевали грусть. Сказка заканчивалась — не будет больше разговоров о жизни, литературе, поэзии и всей той романтической дребедени, раньше почти не интересовавшей меня, но столь увлекательных в разговоре с ней, не станет возможности подшучивать и разговаривать на равных, минуя условности. Тоскливо. Но не повод раскиснуть и начать ныть. Поймав её взгляд, я согласно кивнул и тихо, едва шевеля губами сказал:

— Как я понимаю наши встречи на этом закончатся? Мне жаль, Натали, ведь я почти увел тебя у него…

В который раз убеждаюсь, что если хочешь быть услышанным и выслушанным — надо говорить тише чем обычно. А на женщинах, в силу их природного любопытства и мнения, что самое важное всегда говорится шепотом, этот прием работает безотказно. Она подалась мне навстречу, всем телом наклоняясь ближе, настолько близко, что аромат её духов, смесь жасмина и корицы, тонко защекотал моё обоняние. Расстояние между нами сократилось — не физическое, более абстрактное, в котором километрами измеряется близость и нежность, тяга и влечение. Внутренний счетчик зашкалило от хоровода искорок в зеленых омутах её глаз, сердце забилось чаще, вынуждая исполнить самое заветное желание из всех, что были когда-либо. Что-то между нами неуловимо изменилось, в мгновение ока перенаправляя движения наших судеб.

Когда она прикоснулась к моему лицу ладонью, проводя подушечкой большого пальца по губам, мир взорвался — первобытный грохот там-тамов пульса заглушил все звуки, отсекая лишнее и ненужное, в мыслях не осталось четкости, лишь безумный коктейль страсти и желания. Но мой порыв был остановлен её второй рукой — она оттолкнула меня обратно, усаживая на кровать и влепила пощечину. Хлесткую, звонкую, увесистую, как подача чемпионки мира по волейболу, не иначе.

— Не понимаю женщин. Сказывается недостаток опыта. — пробормотал я, держась за пылающую щеку рукой и глупо улыбаясь. А Наташа заплакала, откинувшись на стул — молча, без всхлипов, роняя слезы одна за другой и комкая край юбки в пальцах. — Объяснись, а то я уже совсем ничего не понимаю. Что это было?

— Теперь ты плачешь. И виноват я, больше некому. Гениально…

На то, чтобы овладеть собой ей понадобилось всего несколько секунд, вот только вместо подруги на меня взглянула другая женщина. Я её такой видел только раз, но мне так понравилось!

— Ты сходишь с ума… И меня утащить за собой пытаешься. Нам нельзя, нельзя, пойми ты уже наконец!!! Тебе всего семнадцать! — она старалась чеканить каждое слово, пряча обуревающие её чувства под маской, но и у неё видимо было недостаточно опыта в подобных делах, — А мне двадцать пять! Я не твоя ровесница!

— Знаю. Так проблема только в возрасте? — вопросительно изогнув бровь поинтересовался я, не дожидаясь паузы и схлопотал вторично, уже по другой щеке. Уворачиваться было лень и преступно, поэтому пришлось снова зашипеть от боли, смириться с минусами в её воспитании, и продолжить: — Значит проблема не только в нем. Это я тоже понимаю. Я тебя…

— Замолчи! Не говори сейчас ничего!!! — шёпотом закричала Наташа, порывисто вставая из кресла и зажимая мне рот ладонью. Осознав, что вырез её блузки как раз напротив моих глаз, учительница стушевалась и села на кровать, рядом, лишь бы избежать того чувства неловкости, что тут же захватило её и вынудило залиться яркими красками смущения, неловкости и кое-чего ещё. Мы молчали. Наташа говорить не хотела, а я не мог и продолжалось это где-то с минуту, пока она не убрала руку, оставив на губах легкий привкус своей кожи…