Она подписала контракт с Whistleblower Aid, юридической некоммерческой организацией, расположенной в Вашингтоне, которая, по ее словам, помогает "патриотичным государственным служащим и храбрым работникам частного сектора сообщать о своих проблемах и предавать их огласке - безопасно, законно и ответственно".
Юристы не были в восторге от того, что Хауген напрямую работает с репортером. Она передала им просьбу о том, чтобы они были в курсе и одобрили наши планы по публикации. Я был многим обязан Хауген и прекрасно понимал, что обязан любой ценой сохранять ее личность в тайне до тех пор, пока она того пожелает, и сделать все возможное, чтобы оградить ее от последствий нашей работы. Но как бы я ни был ей благодарен и как бы она мне ни нравилась, моя работа требовала, чтобы я служил читателям "Журнала", а не помогал ей работать в качестве адвоката.
Хауген, похоже, понимала это различие лучше, чем ее адвокаты, но напряжение все равно присутствовало. В организации Whistleblower Aid ей говорили, что она рискует попасть в тюрьму и что если все не будет обставлено должным образом, то вероятность такого исхода возрастет. Однако прецеденты, на которые они ссылались, были странными: все они касались федеральных служащих или подрядчиков с допусками к секретности, допустивших утечку секретных правительственных секретов. Хауген, похоже, скептически относился к такому риску, но никто из нас не был в состоянии противоречить советам адвоката.
Хауген и ее адвокаты решили подать жалобу на разоблачителя в Комиссию по ценным бумагам и биржам. Это означало, что, по крайней мере теоретически, на нее нельзя было подать в суд за нарушение соглашения о неразглашении, которое она подписала при приеме на работу в Facebook, поскольку она официально донесла свои опасения до правительства, независимо от того, приняла ли SEC меры по их устранению или нет.
Они также решили, что Хауген выйдет на публику по собственной воле, чтобы подорвать любую возможность того, что Facebook может выдать ее против ее воли, и договорились об интервью с 60 Minutes. Она записала свое интервью на той неделе, когда вышла серия журнала, и прислала мне фотографию своего лица, отображенного под разными углами на ряде мониторов. После нескольких часов, проведенных в руках стилиста, связанного с CBS, она превратилась в почти неузнаваемо чопорную версию самой себя.
"Я похожа на ведущую техасских новостей", - написала она, добавив, что хотела бы, чтобы ее волосы всегда выглядели так же хорошо.
Однако ситуация становилась все более напряженной. Организация Whistleblower Aid и некоторые из растущего списка советников, которых я стал называть командой Фрэнсис, настаивали на том, чтобы она предоставила документы более широкому кругу изданий. Они беспокоились, что эксклюзивный доступ "Джорнал" вызовет недовольство других СМИ, и те, не имея возможности получить часть истории, набросятся на Хауген.
Это казалось мне одновременно нелепым и оскорбительным. Это был образ мышления, при котором внимание СМИ рассматривалось как метрика, которую нужно довести до максимума, а документы Хауген - как валюта. Я утверждал, что после нескольких месяцев работы с ней "Джорнал" лучше всего подходит для того, чтобы рассказать истории, изложенные в документах, и напомнил ей о том, как часто казалось, что критические материалы в Facebook не попадают в цель. Как сказала мне сама Хауген, если бы единственным эффектом от утечки было то, что люди стали ненавидеть Facebook еще больше, то она потерпела бы неудачу.
Я верил в свои аргументы, и Хауген тоже - по крайней мере, настолько, чтобы отказаться от предложения о запуске, координируемом средствами массовой информации. Но теперь стало ясно, что "Уолл-стрит джорнэл" оказалась втянута в схватку конкурирующих интересов - все хотели получить часть документов Хауген, а все больше - саму Хауген.
-
Мы с Хаугеном всегда знали, что история о том, как Instagram влияет на психическое здоровье девочек-подростков, будет иметь серьезные последствия. Разрыв между публичными заявлениями компании о влиянии ее продуктов на подростков и выводами, зафиксированными ее собственными исследователями, был огромен. Сколько бы удовольствия и пользы ни доставлял Instagram большинству пользователей, часть молодых женщин, а именно те, кто уже находится в уязвимом положении, похоже, использовали приложение навязчиво и так, что это разрушало их самооценку. И Facebook знал об этом.
Мы также понимали, что эта история способна пересечь партийные линии в Соединенных Штатах так, как мало что может. Своей способностью избежать жесткого регулирования со стороны Вашингтона Facebook была обязана тому, что, хотя и демократы, и республиканцы ненавидели Facebook, они не могли договориться, почему.