И ведьма принялась ждать, а долгие годы выучили ее этому искусству.
Перед зарей, когда серый тоскливый свет начал разливаться по снегам и обледеневшим деревьям, Вальгард постучал в дом своей женщины. Она сразу распахнула дверь, и он упал в ее объятия. Он пришел к ней полумертвым от усталости и холода, весь в запекшейся крови, с безумными глазами и опустошенным сердцем.
Она накормила его мясом, напоила элем и целебными травами, и вскоре он уже лежал в ее объятьях.
— Ты — все, что осталось у меня, — бормотал Вальгард. — Женщина, твоя красота и беспутство породили это зло, я убью тебя, а после брошусь на свой меч.
— Почему ты так говоришь? — спросила она, улыбаясь. — Что произошло дурного?
Он упрятал лицо в душистое облако ее волос.
— Я убил отца и братьев, и теперь я вне закона, и нет мне прощения.
— Что касается убийств, — сказала женщина, — они доказывают только то, что ты оказался сильней тех, кто угрожал тебе. Какая разница, кто такие они были? — Ее зеленые глаза блеснули. — Но если ты думаешь, что ты погубил свою родню, я докажу тебе, что ты неповинен в этом.
— Что? — он вяло поднял на нее глаза.
— Ты не сын Орма, Вальгард Берсерк. Я умею видеть суть вещей и скажу тебе, что ты даже не человек по рождению, но принадлежишь к такому древнему и знатному роду, что тебе и самому не представить, чей ты потомок.
Его огромное тело напряглось, точно отлитое из железа. Он сжал ее запястья до боли и закричал так, что стены хижины задрожали:
— Что, что ты сказала?
— Ты — подменыш, оставленный ярлом эльфов Имриком, который похитил первенца Орма, — сказала женщина. — Ты сын Имрика от рабыни — дочери самого Иллреда Короля Троллей.
Вальгард отбросил ее от себя. Пот выступил у него на лбу,
— Ложь! — Он был потрясен. — Это — ложь!
— Правда, — спокойно возразила женщина.
Она подошла к нему. Он в ужасе отшатнулся, его грудь тяжко вздымалась. Ее голос звучал тихо, но непреклонно:
— Почему ты так не похож на других детей Орма или любого другого человека? Почему ты презираешь богов и людей и бродишь всегда в одиночестве, а забвение своей тоски находишь только в убийствах? Почему ни одна из женщин, с которыми ты спал, не понесла? Почему животные и малые дети боятся тебя? — Она загнала его в угол, и ее взгляд не отпускал его. — Почему все это так, в самом деле, если не потому, что ты не человек по природе?
— Но я вырос так же, как прочие люди, мне доступно железо и церковная утварь, я не колдун…
— Это из-за злодейства Имрика, который ограбил тебя, лишив законного наследства, и предпочел тебе сына Орма. Он сделал тебя похожим на похищенное дитя. Ты вырос в мире этих ничтожеств, людей, и не мог развить чудесную мудрость, дремлющую в тебе. Ты обречен созреть, состариться и умереть за краткий срок, отпущенный людям, но зато тебя не пугает то, чего эльфы боятся на земле и в небесах, — это Имрик присвоил твои родовые права на многовековую жизнь. Но он не смог вдохнуть в тебя человечью душу, твоя душа после смерти погаснет, как свеча на ветру, и нет ей надежды ни на рай, ни на ад, ни на покои старых богов — и это при том, что ты проживешь не дольше любого человека!
При этих словах Вальгард хрипло вскрикнул, оттолкнул ее и выбежал за дверь. Женщина улыбнулась.
Становилось все холодней, ветер крепчал, но только к ночи Вальгард вернулся в дом. Он был измучен и согнут бурей, но его глаза полыхнули навстречу его возлюбленной.
— Теперь я верю тебе, — пробормотал он, — не во что мне больше верить. Я видел духов и демонов, несшихся в порывах ветра вместе со снегом, они смеялись надо мной, пролетая мимо. — Он отошел в неосвещенный угол комнаты. — Ночь сомкнулась надо мной, эта глупая игра — моя жизнь — проиграна; все: дом, родню и самую душу свою я потерял, да и не было у меня души, я был всего лишь тенью, отброшенной великими Силами, которые теперь решили задуть свечу. Доброй ночи, Вальгард, доброй ночи.
И он с рыданиями повалился в постель.
Женщина улыбнулась про себя, легла рядом с ним и принялась целовать его, — рот ее обжигал как огонь и пьянил как вино. И когда он удивленно поднял на нее глаза, она прошептала:
— Эти речи недостойны Вальгарда Берсерка, самого могучего из воинов, чье имя наводило ужас от Ирландии до Гардарики. Я думала, ты понял из моих слов, что пора тебе своей секирой повернуть к лучшему собственную судьбу. Ты должен был бы ужасно отомстить и за меньшее, чем то, что Имрик сделал с тобой, а ведь он лишил тебя твоего природного бытия и посадил в эту клетку, называемую смертной жизнью.
Вальгард почувствовал, как силы возвращаются к нему, и пока он ласкал женщину, его сердце наполнялось ненавистью ко всему, кроме нее. В конце концов он сказал: