Пещера была холодной и сырой. Ветер завывал в ее устье, прибой бил о подножье скалы. И все же когда Скафлок вернулся со своей первой долгой охоты, ему на мгновение показалось, что он попал не туда, откуда ушел за несколько дней до того.
Огонь весело плясал в очаге, дым вытягивался в трубу, сплетенную из ивовых прутьев и шкур. Другие шкуры покрывали пол и стены, а одна закрывала вход от ветра. Лошади были привязаны в глубине пещеры и хрустели сеном, которое Скафлок сотворил волшебством из вереска. Оружие, начищенное до блеска, было развешано по стенам как в пиршественной палате. И под каждым клинком был прикреплен букетик из красных зимних ягод.
У огня на корточках сидела Фреда и жарила мясо на вертеле. Скафлок застыл на полпути. Его сердце рванулось к Фреде. На ней была только короткая туника, и вся она, хрупкая, длинноногая, казалась птичкой, готовой вот-вот вспорхнуть.
Фреда увидела Скафлока, и сквозь спутанные рыжие волосы на ее раскрасневшемся и перепачканном сажей личике вспыхнули от счастья огромные серые глаза. Она без единого слова бросилась к нему, и они замерли, припав друг к другу.
Скафлок, потрясенный увиденным, спросил:
— Как ты все это сумела сделать, милая?
Она мягко рассмеялась в ответ.
— Я ведь не медведь и не мужчина, чтобы спать на куче листьев и считать, что это подходящее жилище для зимовки. Кое-что из этих шкур и прочей утвари я привезла, кое-что добыла. О, я хорошая хозяйка. — И Фреда снова с дрожью припала к Скафлоку. — Тебя не было так долго, дни тянулись так медленно. Мне нужно было чем-то заполнить время и к тому же так устать за день, чтобы заснуть ночью.
Когда Скафлок обнял ее, у него задрожали руки.
— Здесь не место для тебя. Жизнь изгнанника тяжела и опасна. Я отвезу тебя к людям, чтобы там ты дождалась нашей победы или забыла о нашем поражении.
— Нет-нет, никогда.
Фреда обхватила его голову и прижала его губы к своим, потом, то ли плача, то ли смеясь, сказала:
— Я уже говорила, что никогда не покину тебя, Скафлок, нет-нет, тебе не удастся избавиться от меня.
— По правде говоря, — ответил ей Скафлок, — я и сам не знаю, что бы я без тебя делал. А с тобой — беда не беда.
— Тогда не покидай меня снова.
— Но, любимая, я должен ходить на охоту.
— Я буду охотиться вместе с тобой. — Она указала на шкуры и жарящееся мясо. — Видишь, я не такая уж неумеха в этом деле.
— Как и во всем остальном, — рассмеялся Скафлок и добавил, помрачнев: — Я ведь выслеживаю не только дичь, Фреда, но и троллей.
— И я буду делать это вместе с тобой. — Лицо Фреды посуровело, как и у Скафлока. — Ты думаешь, мне не за что им мстить?
Скафлок гордо вскинул голову, потом, целуя Фреду, наклонил, как орлан, клюющий добычу.
— Быть по сему! Орм Воитель может гордиться такой дочерью.
Она провела пальцами по его скулам и спросила:
— А ты не знаешь, кто твой отец?
— Нет. — Скафлок, вспомнив слова Тюра, почувствовал беспокойство. — И никогда не узнавал.
— Не важно, — улыбнулась Фреда, — кто бы он ни был, он тоже может гордиться тобой. Я думаю, что Орм Сильный отдал бы все свое добро, чтоб иметь такого сына как ты, а ведь ни Кетиль, ни Асмунд не были слабыми мужчинами. И уж конечно, он был бы счастлив тем, что ты женился на его дочери.
Чем суровей становилась зима, тем тяжелей им приходилось. Голод стал частым гостем в их пещере, и холод пробирался в нее, несмотря на занавешенный вход и очаг, так что Фреда и Скафлок согревались только прижавшись друг к другу под грудой медвежьих шкур. Целыми днями они не слезали с седла, гоняясь на резвых эльфийских конях, которые не проваливались в снег, за дичью по пустынным белым просторам.
То там, то тут они натыкались на пепелища и развалины эльфийских усадеб. Скафлок в такие моменты бледнел и потом еще долго оставался мрачен и молчалив. Изредка им попадался какой-нибудь эльф, исхудавший, одетый в лохмотья, но Скафлок даже не пытался сколотить отряд из таких беглецов. Такой отряд, не способный к настоящему отпору, только привлек бы к ним внимание врага. Вот если бы можно было рассчитывать на помощь из-за моря, тогда стоило бы начать собирать силы.
Часто Скафлок отправлялся выслеживать троллей, и, напав на след, они с Фредой мчались по нему галопом. Если это был большой отряд, они издали осыпали его стрелами, потом поворачивали коней и исчезали. Бывало, Скафлок, дождавшись дня, забирался в убежища, в которых спали тролли, укрывшись от дневного света, и перерезал им горло. Но если троллей оказывалось двое или трое, то он бросался на них в открытую, и тогда свист его меча, слившийся с пением стрел Фреды, было последнее, что им доводилось услышать в жизни.