Они подымались до тех пор, пока сердце не начало слишком часто биться, а легкие — задыхаться. Им часто приходилось отдыхать, иногда даже вздремнуть немного, прямо тут, на леднике, и хорошо еще, что они захватили с собой еду.
Ничто не шелохнулось вокруг, никаких признаков жизни не было в этой обители холода, но удары молота становились все громче и громче.
В конце концов Скафлок и Мананнан поднялись к началу ледника, примерно на полдороге к вершине той самой горы, что была увенчана Полярной звездой. Влево по склону уходила едва заметная во мраке тропинка, разбитая и заваленная камнями. С одной стороны тропки был бездонный обрыв. Путешественники поползли по ней в связке.
Они не раз срывались в пропасть, но тот, кто оставался на тропе, вцеплялся в скалу изо всех сил и спасал друга. Так шли они, пока не добрались до утеса, в котором виднелся вход в пещеру. Из глубины доносился лязг железа.
Перед входом на цепи сидел огромный рыжий пес. Он с воем бросился на пришельцев. Скафлок начал вытаскивать меч, чтобы зарубить пса.
— Нет, — сказал Мананнан. — Чую я, что, убив этого зверя, мы накличем на себя несчастье. Лучше попробуем проскользнуть мимо.
Прикрывшись щитами, они начали протискиваться в пещеру, правым боком прижавшись к стене. Пес обрушился на них всей тяжестью тела, зубами вцепился в щиты. От его воя заложило уши.
Проскользнув мимо пса, они очутились во мраке.
Двигаясь на ощупь, Скафлок и Мананнан начали спускаться по уходящему вниз туннелю, едва не проваливаясь в ямы и натыкаясь на сталактиты. В пещере было почти так же холодно, как снаружи, но из-за темноты казалось, что здесь еще холодней. Послышался шум могучего потока, должно быть, это была одна из тех рек, что текут в преисподней. Грохот молота становился все ближе.
Дважды гулким эхом по пещере пронесся жуткий вой, и они застывали, готовые к бою. Один раз на них, сокрушая щиты, набросилось нечто огромное и тяжелое. Они сумели убить эту тварь, но так и не узнали, как она выглядела.
Вскоре они увидели вдали красную искру, разгоравшуюся как звезда в созвездии Стрельца. Они бросились вперед, и не так скоро, как ожидали, но все-таки попали наконец в обширную покрытую инеем залу.
Зала была тускло освещена огромным горном. В этом неверном багровом свете смутно виднелись гигантские кузнечные инструменты. Около наковальни стоял Ётун.
Он был так велик, что в дымном сумраке едва можно было разглядеть его голову, и так широк, что, несмотря на свой огромный рост, казался коренастым. Его волосатое туловище, узловатое как ствол старого дерева, было едва прикрыто драконьей шкурой, а мышцы под кожей сплетались как клубки змей. Нечесаные волосы и борода свисали до пояса. Ноги у него были короткие и кривые, к тому же правая — хромая, на спине — горб, а длинные руки свешивались чуть не до земли.
Едва Скафлок и Мананнан вошли в пещеру, великан обернулся к ним, и они увидели жуткую рожу: нос плоский, рот широкий, — вся она была исчерчена страшными шрамами. Под густыми бровями зияла пустота — глаза были вырваны из глазниц.
Ётун заговорил, и его голос был полон того грохота и шипения, с каким текут адские реки.
— Ого-го-го! Триста лет Больверк трудился в одиночестве. Теперь должно быть клинок готов.
Он схватил то, над чем работал, и швырнул в угол. Металл зазвенел, и эхо еще долго гуляло по зале.
Скафлок храбро вышел вперед, выдержал взгляд пустых глазниц и сказал:
— Я принес тебе в починку твою старую работу, Больверк.
— Кто ты? — закричал Ётун. — Чую смертного, но пахнет он Волшебной страной. Другой — полубог, но не из Асов и не из Ванов. — Он принялся шарить вокруг. — Вы не нравитесь мне оба. Подойдите ближе, чтобы я мог разорвать вас в клочья.
— Мы пришли к тебе с заданием, которое ты не осмелишься не выполнить, — сказал Мананнан.
— Что за задание? — Голос Больверка с грохотом прокатился по пещере и затих в глубинах земли.
Скафлок сказал такую вису:
Он развернул волчью шкуру и с лязгом бросил сломанный меч к ногам великана. Больверк ощупал обломки.
— Да, — вздохнул он. — Помню я этот клинок. Это ведь меня попросили Дурин и Двалин помочь им, когда им пришлось ковать этот меч, как выкуп для Свафрлами, но и как их месть ему. Мы сковали его изо льда, смерти и бури, с помощью могучих рун и заклинаний, во вред всему живому. — Больверк ухмыльнулся. — Множество воинов владело этим мечом, ведь он приносил победу. Никогда он не уставал рубить, никогда не тупилось его лезвие. Сталь его отравлена, и раны, которые нанесены этим клинком, не исцелить ни врачеваньем, ни знахарством, ни молитвой. Но есть на этом мече проклятье: если его вытащили из ножен, он не войдет в них снова, пока не напьется крови, и в конце концов он неизбежно погубит того, кто им владеет. — Он наклонился над мечом и медленно добавил: — А потому Тор и сломал его, давно это было, и ни у кого в Девяти Мирах, кроме Тора, не достало бы на это сил. С тех пор позабытые обломки лежали в земле. Но, видно, он снова понадобился, коли, как вы говорите, Локи зовет к оружию.