Выбрать главу

Фреда вскочила и быстро вышла из комнаты. Торкель, поглаживая бороду, поглядел ей вслед.

— Не все она рассказала, — пробормотал он про себя, — но, видно, нам вряд ли удастся узнать что-нибудь еще.

Даже священнику на исповеди Фреда рассказала не больше, а после ушла одна и долго стояла на холме, глядя в небо.

Зима была на исходе. День был солнечный, не слишком морозный. Снег сверкал в тишине под безоблачной голубизной небес.

Фреда задумчиво сказала:

— Я совершила смертный грех, не исповедавшись в том, с кем я спала невенчанной. Но это бремя останется на моей душе, и с ним я сойду в могилу. Господи, Ты знаешь, что наш грех был слишком прекрасен, чтобы назвать его всеми этими грязными словами. Покарай меня, на все Твоя воля, но охрани его, ведь он не ведал, что творит. — Она покраснела. — Кажется мне, что я понесла под сердцем, и ты, Мария, должна понять, что дитя не должно нести позора своих родителей. Отец Небесный, Святая Дева, Спаситель, я в вашей власти, но пощадите невинное дитя.

Спускаясь с холма, Фреда почувствовала, что на душе у нее стало легче. Мороз своими поцелуями разрумянил ей щеки, солнце вспыхивало на бронзе волос, глаза лучились. Фреда шла, улыбаясь, когда навстречу ей попался Аудун, сын Торкеля.

Он был не намного старше Фреды, высокий и сильный, умелый землепашец и многообещающий воин. Его лицо, обрамленное кудрями, зарделось, едва он увидел девушку. Он улыбнулся и побежал ей навстречу.

— Я… я искал тебя, Фреда, — сказал он.

— Почему, я тебе для чего-то нужна? — спросила она.

— Нет, то есть, да, я хотел… поговорить с тобой.

Аудун пошел с ней рядом, опустив глаза, но то и дело бросая взгляды на Фреду. Помолчав, он выпалил наконец:

— Что ты собираешься делать дальше?

Все веселье враз покинуло Фреду. Она посмотрела на небо, затем перевела взгляд вдаль, в поля. Моря отсюда не было видно, но ветер доносил его неослабный далекий голос.

— Я не знаю, — сказала она. — У меня никого не осталось…

— Нет, это не так! — крикнул Аудун.

Тут он запнулся, и, как ни проклинал себя за нерешительность, ничего не добавил к этим словам.

Зима под натиском весны начала отступать. Фреда все еще жила в доме Торкеля. Никто не попрекнул ее тем, что она беременна, мало ли что могло приключиться с ней за время ее отсутствия! То ли врожденное здоровье и крепость, то ли продолжали действовать эльфийские снадобья, но ее беременность протекала легко. Она много трудилась по хозяйству, а когда работы не было, отправлялась в далекие прогулки, частенько в сопровождении Аудуна. Аса радовалась тому, что теперь у нее есть помощница и есть с кем перемолвиться словом, ведь у нее, в отличие от Орма, не было дочерей, да и служанок она почти не держала. Впрочем, говорила в основном одна Аса, а Фреда только коротко отвечала.

Сперва время текло для Фреды мучительно долго. Ее тяготило бремя грехов и гибель семьи, однако это она еще в силах была вынести, новая жизнь в ее чреве служила ей утешением, но потеря Скафлока мучила ее гораздо сильней.

Ни слова, ни весточки, ничего — с тех пор как она последний раз видела его у кургана Орма в лучах зимнего заката. А ведь Скафлок отправился в земли, которых нет мрачней, на поиски того, что должно его погубить. Где он был вчера, где будет завтра? Жив ли он? Быть может, он лежит где-то недвижный, охладелый, и ворон выпил очи, которые когда-то с любовью глядели на нее? Так ли он жаждет смерти, как когда-то жаждал Фреду? Или он позабыл обо всем, не в силах снести тяжесть воспоминаний, и отринул все человеческое ради холодного забвения, которое дарили поцелуи Лиа?.. Нет, это невозможно, Скафлок не изменит своей любви покуда жив.

Но жив ли он… и где он, и долго ли еще проживет?

То и дело Скафлок представал перед Фредой в ее снах как живой, их сердца снова бились как одно, она снова чувствовала его тяжелые и вместе с тем нежные объятия. Она слышала, как он бормочет ей в ухо, смеется, поет о любви… И она пробуждалась во мраке и духоте спальни.

Фреда сильно изменилась. Теперь, после блеска эльфийского двора и безумных, но таких счастливых дней, когда они со Скафлоком гонялись за троллями по зимним дебрям, жизнь в мире людей казалась ей скучной и однообразной. Торкель крестился только для того, чтобы его соседи — англичане не отказались иметь и с ним дело, так что священник редко появлялся на хуторе, а Фреда, чувствуя тяжкий грех на сердце, была этому только рада. Неуютно было ей в церкви, то ли дело леса, холмы и бушующее море. Фреда по-прежнему любила Господа (и разве не весь мир был Его творением, а церковь — только делом рук человеческих), но редко находила в себе силы воззвать к нему.