— Неужели ты остался только для того, чтобы присмотреть за тем, как уберут урожай? — спросила она.
Аудун почувствовал, что у него горят уши, когда он дерзко ответил:
— Я думаю, ты знаешь, что это не так.
Фреда посмотрела на него пристально и отвернулась.
Дни стали длинней, земля налилась соками. Теплые ветра, ливни, птичье пенье, олени в лесах, рыба в ручьях. Фреда почувствовала как дитя шевельнулось в ее утробе.
Аудун еще чаще чем прежде стал бывать с ней. Слишком погруженная в свои беды, она просила его уйти и каждый раз чувствовала угрызения совести, видя его опечаленное лицо.
Фреда едва прислушивалась к жалким словам его сватовства. Она зарывалась лицом в букеты цветов, которые он приносил ей, и сквозь лепестки видела его застенчивую мальчишескую улыбку. Как странно, он, такой большой и сильный, был слабее ее.
Если они поженятся, он станет ее мужем. Но ведь он не Скафлок, а всего лишь Аудун. О, не забыть мне тебя, любимый!
Но все же воспоминания о Скафлоке становились чем-то прошедшим, как воспоминания о минувшем лете. Они согревали ее сердце, не притупляясь, ее любовь была глубока, как горное озеро, на поверхности которого пляшут солнечные блики. И все же вечно оплакивать — это слабость, недостойная того, что им, ей и Скафлоку, пришлось пережить.
Она полюбила Аудуна, ведь он мог стать прочным щитом для ребенка Скафлока.
И вот настал вечер, когда они оказались вдвоем на берегу, вода журчала у их ног, отливая золотом и пурпуром заката. Аудун взял Фреду за руку и, стараясь казаться спокойным, сказал:
— Ты знаешь, я люблю тебя, Фреда, я полюбил тебя еще до того, как тебя похитили. За последние недели я несколько раз просил твоей руки. Сперва ты не слушала, потом — не отвечала. Теперь я прошу тебя дать мне честный ответ, и, стоит тебе только сказать, я больше не потревожу тебя. Станешь ли ты моей женой, Фреда?
Она заглянула в его глаза и спокойно и ясно ответила:
— Да.
XXV
В конце лета в северных землях пошли дожди. Четыре дня и ночи ветер без остановки сек эльфийские холмы и окутывал их серой пеленой туч, которую прорезали удары молний. Тролли теперь редко отваживались покидать Эльфийский Утес, отряды их бездомных врагов стали слишком хорошо вооружены, слишком часто нападали на них из засады. Тролли, спотыкаясь, слонялись по замку, пили, играли, ссорились и снова пили. В том подавленном, паническом настроении, в котором они теперь находились, любое неосторожно сказанное слово приводило к смертельным стычкам. Тем временем их эльфийские подруги стали такими блудливыми, что чуть ли не каждый вечер из-за них разбивались дружеские узы и происходили смертоубийства.
Слухи ползли вдоль мрачных переходов замка. Иллред убит, его оскаленную голову враг возит в бочонке с рассолом, а перед битвой водружает как штандарт на древко. Новому королю Гуро не под силу собрать войско троллей в один кулак так, как это делал старый король, — едва он укрепится где-нибудь, как снова бежит, выбитый врагом. Эльфов, а их число удвоилось, ведет от победы к победе демон на гигантском коне, в его руке — меч, в сердце — ад.
Вендланд пал, шептались одни, ужасный вождь эльфов окружил тамошние войска и не пощадил никого. Говорят, по телам павших троллей можно было проехать как по мосту из конца в конец огромного поля.
Твердыни в Норвегии, Швеции, Дании, крепости на Готланде взяты, говорили другие, и хотя их когда-то построили со всем своим военным искусством эльфы, они почему-то пали так же быстро, как когда-то сдавались троллям; их гарнизоны были преданы мечу. Флот троллей захвачен в Ютландии, враг использует его теперь для налетов на Тролльхейм.
Те из союзников и наемников, кто уцелел, бежали. Говорят, отряд шэней напал у Гардарики на своих союзников — троллей и перерезал их. Восставшие гоблины захватили три, нет, пять, а может дюжину городов в самом Тролльхейме.
Эльфы на плечах у отступающих троллей ворвались в Валланд. Это отступление превратилось в полный разгром и, в конце концов, на берегу моря, у кромлехов и менгиров Древнего Народа, в форменную резню. По замку бродили истории, одна страшнее другой, об ужасном коне, который насмерть затаптывает воинов, об еще более ужасном мече, который рубит металлические доспехи как простую одежду, не тупя своих сверкающих лезвий.
Вальгард, который с каждым месяцем становился все мрачней и молчаливей, попытался приободрить упавших духом воинов.
— Эльфы восстали, — сказал он. — Им даже удалось собрать кой-какие силы. Что ж, разве вам не доводилось видеть умирающего, которому стало лучше за несколько часов до смерти? Эльфы дерутся из последних сил, и этих сил им не хватит.