— Не спится, — сказал он. — Все спят, и как это только у них получается, а я вот снова встал, думаю, сейчас мы сможем с тобой спокойно поговорить.
Он присел рядом с Фредой на лавку. Свет блестел на ее волосах. Фреда не покрывала голову, как это в обычае у замужних женщин, а заплетала косы.
— Прямо не верю своему счастью, — продолжал Аудун. — Через несколько дней возвращается отец и мы сможем сыграть свадьбу.
Фреда улыбнулась.
— Прежде я должна родить, а потом оправиться от родов, — ответила она. — Роды могут начаться со дня на день. — И, посерьезнев, добавила: — Ты действительно не держишь зла на меня или на дитятю?
— С чего? И сколько мне еще убеждать тебя? Это твой ребенок. Мне этого довольно. Значит для меня он, как мой собственный.
Аудун обнял Фреду.
В этот миг засов отодвинулся сам собой. Дверь распахнулась, в комнату ворвался ночной ветер. Фреда увидела, как из мрака выступила высокая фигура. Она, точно онемев, стала пятиться, пока не уперлась в стену.
— Фреда! — голос Скафлока перекрыл треск пламени в очаге.
Ей показалось, будто грудь сдавило железным обручем. Она подняла руки, точно отстраняя его от себя.
Скафлок пошел к ней как лунатик. И она, она тоже сделала шаг ему навстречу, потом еще один.
— Стой!
Крик Аудуна рассек тишину. По стене метнулась его огромная тень. Он схватил стоявшее в углу копье и бросился между Скафлоком и Фредой.
— Стой… я сказал: стой! Кто ты? Чего тебе нужно?
Скафлок сотворил знак и произнес заклятье. Теперь никто не проснется в доме, пока он не уйдет из него. Он сделал это машинально, не задумываясь, как человек без раздумий прихлопнет муху.
— Фреда, — сказал он снова.
— Кто ты? — крикнул Аудун. Его голос срывался. — Чего тебе нужно?
Он увидел, как эти двое смотрят друг на друга, и, еще не понимая, что к чему, почувствовал острую боль.
Скафлок глядел поверх его плеч, едва ли замечая его.
— Фреда, — говорил он. — Любовь моя, жизнь моя. Пойдем со мной.
Фреда, возражая, покачала головой, но все же сделала еще один шаг к Скафлоку.
— Я был в Ётунхейме, я вернулся, чтобы сражаться, я надеялся, что время и война дадут мне забвенье. — Голос Скафлока дрожал. — Нет. Ни меч-убийца, который я добыл, ни закон, ни боги — ничто не в силах разъединить нас, Фреда. И что нам до них? Пойдем, Фреда, пойдем.
Она склонила голову, потом, отвернувшись, беззвучно заплакала, сотрясаясь всем телом. Слезы брызнули у нее из глаз.
— Ты издеваешься над ней! — закричал Аудун. Он неловко взмахнул копьем. Оно отскочило от широкой, закованной в броню груди Скафлока и оцарапало ему щеку. Предводитель эльфов вскинулся как рысь и потянулся за мечом.
Аудун попытался ударить снова. Скафлок нечеловечески быстро отскочил. Меч со свистом покинул ножны. Он рассек древко копья.
— Прочь с дороги! — заревел Скафлок.
— Не раньше, чем ты оставишь в покое мою невесту!
Аудун чувствовал, как слезы ярости и страха — нет, не страха смерти, его напугало то, что он увидел в глазах Фреды, — брызнули у него из глаз. Он выхватил кинжал и попытался вонзить его Скафлоку в горло.
Меч взметнулся, опустился со свистом и рассек голову Аудуну. Тот покатился по полу, ударился о стену и затих в неестественной позе.
Скафлок в недоумении посмотрел на окровавленный клинок.
— Я не хотел, — прошептал он. — Я рассчитывал только отбить удар. Я забыл, что стоит его только обнажить, и он не успокоится, не напившись крови…
Он поднял глаза на Фреду. Она, содрогаясь, смотрела на него, рот ее был разъят в беззвучном крике.
— Я не хотел! — закричал Скафлок. — Какая разница! Пойдем со мной!
Фреда, овладев собой, наконец смогла выговорить, задыхаясь:
— Уходи. Сейчас же. Никогда не возвращайся.
— Но…
Скафлок шагнул к ней.
Фреда нагнулась и схватила кинжал Аудуна. Он сверкнул в ее руке.
— Вон, — сказала она. — Еще один шаг, и я ударю тебя.
— Надеюсь, ты так и сделаешь, — ответил Скафлок.
— Или убью себя. Только дотронься до меня, убийца, язычник, который спал с родной сестрой как пес или эльф, дотронься до меня, и я воткну этот нож себе в сердце. Бог простит мне меньший грех, если я избегну большего.
Скафлок разъярился.
— Давай, зови своего бога, провизжи свою молитву! Больше ты ни на что не годна. Ты была готова продаться за кусок хлеба и крышу над головой, ты — шлюха, сколько бы попов ни хныкало над этим распутством… и это после тех клятв, что ты давала мне. — Он поднял меч. — Лучше мой сын умрет, не родившись, чем достанется этому твоему богу.