— Он привел бродяг, — пробормотал другой тролль. — Их стрелы летели отовсюду. Они появлялись из тьмы, и за ними оставались лишь пожарища и смерть.
Вальгард даже не пошевелился.
На берегу залива, освещенного луной, догорали или лежали разбитыми корабли троллей. Подходили и вставали на якорь длинные корабли эльфов. Щиты блестели на их бортах.
— Их захватил у нас Мананнан Мак Лер, а привел сюда Флам Оркнейский, — сказал жестко один из вождей. — Наша мощь погребена в морях. Только один корабль прорвался, чтоб доставить вести о том, что побережья Тролльхейма разграблены и преданы огню.
Вальгард казался высеченным из гранита. Эльфы на берегу стали устанавливать шатер, превосходивший прочие своими размерами. К нему подъехал человек на чудовищном коне и установил перед шатром свой штандарт — копье с насаженной на него высохшей головой Иллреда. Мертвые глаза уставились на троллей, стоявших на башне.
Один из троллей сказал дрогнувшим голосом:
— Это их предводитель — Скафлок Смертный. Никому не устоять против него. Он гнал нас на север как стадо овец и убивал, убивал. Его меч рубит металл и камень как тряпку. Трудно поверить, что он — человек, а не демон, вставший из ада.
Вальгард вздрогнул.
— Я знаю его, — сказал он тихо. — И собираюсь его убить.
— Повелитель, это невозможно. Его меч…
— Спокойно, — Вальгард, обернувшись, пронзительно посмотрел на говорившего и ответил, точно хлестнул по лицу. — Дурни, трусы, мерзавцы! Пусть всякий, кто боится драться, отправляется как скот к тому мяснику. Он не станет вас задерживать, и умрете вы быстро. Что до меня, то я разобью его здесь у стен Эльфийского Утеса. — Его голос понизился, загремел как колесницы у подножья замка. — Это последний оплот троллей в Британии. Почему пали прочие, мы не знаем. Мы видели только эльфийские знамена над их башнями. Но зато мы знаем, что этот замок, который никому не удавалось взять приступом, набит воинами, и нас здесь больше, чем всех нападающих, вместе взятых. Мы защищены и от тайной магии, и от открытого штурма. Если замок падет, то только из-за нашей собственной трусости. — Он потряс огромной секирой, с которой никогда не расставался. — Сегодня ночью они только разобьют лагерь, большего им не успеть до зари. Завтра они начнут осаду, возможно, сразу начнут штурм. Если будет штурм, мы его отобьем и пойдем на вылазку, если не будет штурма — нападем сами. За спиной у нас — стены замка, где в случае, если что-то пойдет неладно, всегда можно укрыться. Но я думаю, мы погоним их, нас больше, наши воины сильней. Мы со Скафлоком давно ищем встречи, хотя и терпеть друг друга не можем. Я убью его и завладею его победоносным мечом.
Вальгард умолк. Тогда один из шотландских вождей спросил его:
— А как быть с сидами?
— Они не всемогущи, — огрызнулся Вальгард. — Если мы разгромим эльфов, сиды сами пойдут на мировую. Тогда Англия снова станет нашим владеньем и щитом Тролльхейма до тех пор, пока мы не накопим сил для нового нападения на Короля Эльфов.
Он устремил свой потемневший взор на голову Иллреда.
— И тогда, — пробормотал он, — я сяду на твой трон. Но что мне с того? Зачем мне все это?
После того как шум утих, один из слуг, почуяв неладное, встал, засветил огонь и пошел посмотреть, что же стряслось в доме Торкеля, сына Эрленда. Он увидел, что дверь со двора в комнату Фреды, дочери Орма открыта нараспашку, ребенок пропал, а сама Фреда лежит в обмороке на пороге, истекая кровью. Слуга втащил ее в дом. Она, не приходя в чувство, металась в жару и выкрикивала такое, что подоспевший священник только перекрестился да покачал головой.
Никто не мог добиться от нее, что же случилось. Дважды Фреда пыталась бежать из дому, но каждый раз ее замечали и отводили обратно. Сопротивляться у нее не было сил.
Но вот однажды ночью Фреда, проснувшись, почувствовала, что сознание ее прояснилось (во всяком случае, ей так казалось), а силы немного восстановились. Она, не вставая, стала обдумывать, что же ей делать. Затем вылезла из постели и, сжав зубы, чтобы они не стучали от холода, разыскала сундук, где лежало ее платье. На ощупь она надела шерстяную юбку и длинный плащ с капюшоном, затем, держа обувь в руках, прокралась на кухню, чтобы захватить с собой хлеба и сыра.
Приходя обратно через свою комнату, Фреда остановилась, чтобы поцеловать распятие.
— Прости мне, если Ты можешь, — прошептала она, — за то, что его я люблю больше, чем Тебя. Грешница я, но грех на мне, не на нем.
Она вышла из дому. Вызвездило. Звезды светили ярко. Ночь была тиха, только ледок хрустел под ногами. Фреда почувствовала холод. Она пробралась в конюшню.