— Очень хитроумно, милорд, — сказал Лианус. — Если, конечно, все пройдет как вы задумали.
— Будь уверен, так и будет, — сказал Энке. — Эти появившиеся не так давно вспышки насилия в Алтраруке становятся все хуже и хуже, и все уже устали от них. Союз всегда был силен в нашем городе, а осквернителей было сравнительно мало.
— Но сейчас число осквернителей выросло, и, похоже, Союз предпринял какие-то шаги, чтобы избавиться от них. Каждый из них шпионит за врагом, и Алтарук стал рассадником интриг. Если дела и дальше пойдут с такой же скоростью, скоро мы будем вовлечены в настоящую войну магов. И это будет очень плохо для бизнеса.
— И у вас есть план, как помешать этому конфликту? — спросил Лианус.
— О, у меня всегда есть план, Лианус. Киеран только первая часть моего плана. Видимая часть, так как есть другая, совершенно секретная часть. Первая часть — это огонь, зажженый над Домом Джамри, а вторая — лед.
— Лед, милорд? — спросил Линус, совершенно сбитый с толку.
— Да, лед, который заморозит саму душу, Лианус, — сказал Энке с такой теплой и радостной улыбкой, что по телу его главного бухгалтера прошла ледяная дрожь.
Лианус давно научился смотреть в глаза своему молодому хозяину, когда тот смеялся. На этот раз их взгляд был ужасен — мертвый и равнодушный, полное отсутствие эмций. В этот момент Лианнус спросил себя, а есть ли вообще у Энке душа. — Я… я не понимаю, милорд.
— Все в свое время, — сказал Лорд Энке, отвернувшись к окну и глядя на рыночную плошадь, продолжавшую гореть. — В свое время.
Первая Глава
На Великой Желтой Равнине уже почти рассвело, но луны-близнецы все еще бросали свой призрачный свет на бесконечную поверхность сверкающих твердых кристалликов соли. Когда налетал порыв ночного восточного ветра, Сораку казалось, что он слышит мучительные крики потерянных душ, бродящих по улицам Бодаха, чьи высокие шпили поднимались далеко от него, едва видимые в ярко-серебряном свете лун.
Возможно, ему это только казалось. Даже эльфлинг не может расслышать что-либо через пятьдесят миль пустыни. Тем не менее благодаря шуткам ветра звук мог разносится очень далеко над лишенными дорог пустынями Атхаса, особенно здесь, где ничего не росло, а земля представляла из себя утоптанные мерцающие кристаллики. И когда ветер пустыни дул с востока, через иловые озера, шелестя листьями пальм оазиса, Сорак был почти уверен, что он слышит слабые мучительные завывания, хор завывающих голосов, и этот хор замораживал все его тело, до последней косточки. Это был звук, который он надеялся никогда больше не услышать.
Вскоре солнце встанет, и живые мертвецы Бадаха опять укроются в своих мрачных убежищах в руинах. Ветер перестанет разносить их ужасающие вопли по пустыне, и в городе немертвых опять будут властвовать тишина и песок, покрывающий его пустынные улицы и площади. На Великой Желтой Равнине опять воцарится обманчивое спокойствие, а темное солнце будет жечь ее кристаллическую поверхность с такой силой, что кровь закипает в жилах.
Днем Бодах будет обычным заброшенным городом на узкой полоске земли, вдающейся в огромное Иловое Море, одинокие, разваливающиеся руины того, что когда-то было великой цивилизацией, которая цвела на Атхасе в те годы, когда мир был зеленым и моря были полны водой, а не бурым, крутящимся под ветром илом. Но по ночам по улицам Бодаха бродит ужас, и те, кто станет жертвой немертвых города и упадет мертвым, опять встанут и присоединятся к ним, будучи осуждены старым заклятием провести вечность, защищая сокровища древних.
Но то, что Сорак нашел в городе немертвых, было намного ценнее любого материального сокровища. Он нашел вход в Санктуарий, убежище Мудреца, и там он узнал ответ на все вопросы, мучившие его всю жизнь. Там он нашел себя, и по ходу дела был близок к тому, чтобы все потерять, даже жизнь.
Стоя на низкой каменной гряде, которая обрамляла оазис на краю огромной соляной пустыни, Сорак взглянул назад, на Риану, спавшую в своем спальнике около лагерного огня. Вместе они выжили в городе немертвых, и их поиски Мудреца завели их очень далеко от их дома в Поющих Горах. Да, подумал Сорак, они прошли немало миль по диким, обжигаюшим ноги пустыням Пустых Земель. По дороге они сражались с мародерами и наемниками, полугигантами, которых в народе назвали великанышами, осквернителями, продажными аристократами и наемными убийцами, и целой толпой немертвых воинов. Они даже успели заслужить гнев самого Нибеная, Короля-Тени. Они прошли долгий путь из их монастыря в Поющих Горах, и многим пожертвовали, чтобы следовать Дорогой Сохранения. Их жизнь и они сами резко изменились за время путешествия, и пока Сорак стоял здесь, а холодный ночной ветер теребил его длинные черные волосы, он думал о том, как это все начиналось.
В детстве Сорак был «племенем в одном» — полукровка с дюжиной личностей внутри себя, некоторые мужчины, некоторые женщины, и каждый из них с яркими чертами характера. Странствующая пирена нашла его полумертвым и брошенным в пустыне. Когда изменяющая форму поняла, что тяжелые испытания расщепили его сознание, она привела его в монастырь виличчи, расположенный в высокогорной уединенной долине в Поющих Горах.
Виличчи были сестринством монахинь-воительниц, которые поклялись следовать Путем Друида и Дорогой Сохранения. Это были женщины, рождавшиеся с полностью развитыми псионоческими способностями, мутанты, отвергнутые своими общинами. Они были выше большинства женщин, широкоплечие, с тонкими, вытянутыми конечностями, большинство из них были альбиносы: снежно-белые волосы, глаза, цвет которых колебался от бледно зеленого или серого до розового, и бледная, почти просвечивающая кожа, которая легко сгорала на горячем солнце Атхаса. Каждый год закутанные с ног до головы монахини-виличчи уходили в паломничество в поисках других виличчи, но никогда за всю историю Атхаса не было мужчин-виличчи. За тысячи лет существования монастыря на его землю не ступала нога мужчины. Несмотря на то, что Сорак был мужчиной, аббатиса приняла его в монастырь, как из-за благоговения перед пиреной, так и из-за врожденной псионической силы. Он был не только эльфлинг, рожденный из запретного союза между халфлингом и эльфийкой, но он был и племенем в одном, случай настолько редкий, что он был известен только виличчи. Он был изгнанник, как и большинство виличчи, и хотя он не был виличчи, был близок к ним настолько, настолько мужчина может быть близок к женщине. Аббатиса взяла его и дала ему имя Сорок, что по эльфийски означает кочевник, который путешествует один.