Коканд был окружен кострами, бесчисленным множеством огненных точек, — будто звезды попадали с неба. То там, то тут пламя вспыхивало сильней, высоко взмывали подхваченные ветром желто-красные языки. Мелькали у ближних костров силуэты людей, порой доносились до города человеческий говор или ржание лошадей. А в крепости было темно. Редкие пятна света виднелись только в тех местах, где расположились сипаи. Траурно чернели купы деревьев, безмолвные, будто курганы, стояли дома. Холодом обдало сердце Ибрагима Хаяла.
— Приведите сюда того дервиша!
К наместнику подвели, подталкивая сзади, высокого человека.
Дервиш поздоровался. Ибрагим Хаял неохотно ответил на приветствие, но не повернулся к подошедшему, посмотрел на него искоса. В темноте он не мог разглядеть лицо дервиша и приказал:
— Свету!
Принесли факел. При тусклом свете колеблемого ветром дымного пламени Ибрагим Хаял уставил на дервиша недоверчивый, изучающий взгляд.
— Ты, дервиш, звездочет или гадальщик по свиткам? — спросил он наконец.
Дервиш чуть заметно усмехнулся.
— Бек, на неделю вперед я могу все угадать и без свитка. В тайнах звезд земных я разбираюсь лучше, чем в тайнах звезд небесных.
Ибрагим Хаял опустил глаза и несколько раз удрученно покачал головой. Не простой дервиш этот человек, надевший на себя одежды нищенствующего монаха. В его смелом и прямом взгляде есть частица того огня, что зажег костры вокруг города. Бек долго не поднимал головы, физически ощущая на себе этот горящий взгляд.
— Говори, откуда пришел?
— С той стороны…
Ибрагим Хаял вздрогнул от короткого ответа. Вздрогнул и побледнел. Постарался сохранить спокойный вид под испытующим, все еще прикованным к нему взглядом.
— Кто они?
— Горцы, кочевники. Левое крыло[31]. Завтра или послезавтра подоспеет и правое.
Нукеры вытаращили глаза, зашептались.
— Ты своими глазами видел? Скажи тогда, сколько человек у каждого костра?
— У каждого костра по одному пансату, бек!
Ибрагим Хаял задумался. Лазутчик молча смотрел на него, прикусив губу. Он-то знал, что Юсуп приказал, чтобы каждый джигит развел себе костер. Ибрагим Хаял недоверчиво покачал головой.
— У каждого пансата должно быть пятьсот воинов… верно?
— Вы сами знаете, бек!
— Гм…
В это время поднялся шум в самой крепости. Хриплая, озлобленная брань, лязг железа о железо, чей-то стон… Ибрагим Хаял вздрогнул. Обернулся, внимательно прислушиваясь. Кто-то поспешно поднимался по лестнице на крепостную стену.
— Где бек? Где бек? — задыхаясь, громко спрашивал он.
Ибрагим Хаял и его свита тревожно смотрели на приближающегося бегом человека. Тот вдруг упал, наступив на полу длинного и широкого халата.
— Бек… бек…
У Ибрагима Хаяла гневом сверкнули глаза.
— Что? Говори скорей! Что случилось?
Сипаи дерутся между собой, бек… Сотни, которые остались от прежнего кокандского войска.
Эта весть, которую Ибрагиму Хаялу сообщили в присутствии чужого и подозрительного человека, ударила бека стрелой в сердце. Он застонал, не разжимая губ, потом сказал тихо:
— Иди, пансат. Успокойте их, помирите, не допускайте кровопролития. Сделайте, что они хотят…
— Бек… они хотят… открыть ворота!
Ибрагим Хаял онемел. Свита была в смятении. Бек махнул рукой.
— Ступай! Я сам приду сейчас, а до моего прихода ворота не открывайте!
Пансат заспешил по лестнице вниз, и скоро из темноты донесся топот его коня. Ибрагим Хаял смотрел вслед ушедшему и слушал, пока топот не стих вдали. Что делать? Сил мало. Бухара далеко. Дороги отрезаны. Смута… По очереди обвел он взглядом всех приближенных.
— Ну, что будем делать?
Никто не ответил.
Ибрагим Хаял продолжал:
— Будем защищаться? Или сдадим город?
Снова никакого ответа. Ибрагим Хаял начал злиться. Он чувствовал, что дервиш продолжает смотреть на него.
— Что вы молчите? Знаю я вас, надеетесь остаться в стороне, спрятаться за моей спиной! Ладно, я сам буду держать ответ перед повелителем, я один! — крикнул Ибрагим Хаял. Придворные съежились. Ибрагим-бек отвернулся от них и, глядя на огни окруживших город костров, постепенно успокоился.
"Есть ли у них предводитель?" — снова и снова спрашивал он самого себя. И вдруг услышал негромкие слова, сказанные дервишем: